По-видимому, звери делали весенний переход к летним пастбищам, шли без кормежки, оставляя после себя взбитый до земли снег. Не было сомнения, что вожак стада не впервые шел этим путем. Тропа удачно обходила завалы, чащу, крутые распадки. Дойдя до Тумной, сокжои расположились на отдых вблизи кедра, у скалы на единственной поляне, освободившейся от снега. Мы, не заметив их, подошли близко. Вдруг раздался треск, шум. Стадо в беспорядке бросилось через реку, но выскочить на крутой берег не смогло и в смятении остановилось.
Всего было одиннадцать сокжоев различных возрастов. У взрослых между ушей виднелись черные вздутия — будущие рога, взамен отпавших зимою. И только у одного, самого крупного сокжоя, эти вздутия были большие и уже имели форму рогов.
Приподняв головы и насторожив уши, звери в недоумении смотрели на нас, еще не подозревая опасности. Но вот у одного из-под ног вырвался камень — и все вмиг сорвались с мест. Сокжои разбились на две группы — одна бросилась вниз по реке, вторая — вверх. Левка неистовствовал. Он разразился таким гневом, что, казалось, вот-вот бросится на Днепровского, который вел его на своре.
Сокжой — северный олень. Из копытных зверей, заселяющих Сибирь, сокжой имеет самое широкое распространение. Он живет в тундре, тайге и на высоких горах. Питается сокжой главным образом лишайниками и мхами, но весною любит пощипать только что пробившуюся зелень по сырым местам, а летом не прочь покормиться зелеными листьями кустарников. В Саянах он занимает главным образом верхний ярус леса и белогория. Осенью эти звери сбиваются в большие стада и сообща всю зиму кочуют по открытым местам.
Река Тумная намного меньше Нички и имеет более крутое падение. Ее русло завалено крупными валунами, а берега забиты наносником. Небольшие плесы и частые заводи изобилуют хариусом и ленком. В этой речке, пожалуй, чаще чем в других речках Восточного Саяна попадаются таймени. Мне легко удалось на древесного червя поймать к обеду несколько хариусов, и Павел Назарович приготовил из них вкусную уху. Если бы мы не потопили свое ружье, наш обед мог бы состоять даже из медвежатины.
Удивительная беспечность овладевает иногда медведем. На поляне, где мы остановились, дымился костер, вокруг была развешана одежда, совершенно неожиданно справа появился медведь. Он спускался вниз по реке, медленно шагая между камней. Низко опущенная голова покачивалась из стороны в сторону, видно, лень ему было поднять ее, чтобы посмотреть вперед. Днепровский схватил Левку и, пока тот не видел зверя, прижал к себе. Павел Назарович только что снял с огня чайник, да так и застыл с ним. Ничего не подозревая, медведь подошел к нам совсем близко.
— Чай пить с нами! — крикнул Павел Назарович.
Что было с медведем! От неожиданности он рявкнул и привскочил, увидев так близко от себя людей, с перепугу метнулся назад, затем бросился через воду и сколько было сил стал удирать, взбираясь по гребню.
— Ух! Ух! Ух! — еще долго доносился оттуда его панический крик.
— Видимо, и его не обидел Чудо-зверь страхом, — сказал я, вспомнив эвенкийскую сказку.
Немного перекусив, мы благополучно переправились на правый берег Тумной и продолжали свой путь. Во второй половине дня погода резко изменилась. Подул ветер, и небо затянулось черными тучами, медленно передвигающимися на запад. Похолодало. Мы шли узким ключом, буквально утопая в размякшем снегу, и наша одежда через полчаса была снова мокрой.
Чем дальше мы отходили от Тумной, тем теснее сжимались ущелья, тем круче становился ключ. Там нас встретил настоящий кедровый лес, он словно спустился к нам навстречу с Чебулака.
Какими необычно красивыми показались нам старые, одетые в белесоватый мох, кедры! Распластав по земле свои могучие корни, они будто приветствовали нас, покачивая вершинами.
— Вон под тем кедром расположимся! — говорил уставший Павел Назарович, указывая на толстое дерево, у которого нижние ветви почти лежали на снегу.
— А там, пожалуй, будет суше, — кричал Прокопий, показывая рукою вперед.
Кедров было много, каждый манил к себе, и мы ходили от дерева к дереву, выбирая лучшее среди лучших.
Вечерело быстро. Развесив мокрую одежду, мы полуголые сидели у огня и долго не могли отогреться. Ну, как не помянешь добрым словом костер! Сколько приятных минут доставляет он промерзшему путнику!
Но в этот раз нам недолго пришлось наслаждаться костром: порывы ветра усилились, еще больше закачалась тайга, пошел снег.
К нашему счастью, шел он недолго, и скоро сквозь поредевшие облака под старый кедр заглянула луна, заливая все кругом нас серебристым светом.