— Ну, что там стали? — кричали позади.
Вместе с порывами ветра зашумели крупные капли дождя. К нам подошел Бурмакин с зажженной берестой, и этот самодельный факел, оттесняя темноту, осветил наш путь.
Наконец тропа расчищена. Я приказал вести лошадей близко друг к другу и не отставать. Тьма и дождь, смешанные с ревом ветра, сделали наш путь невероятно трудным. Свет то угасал, то вспыхивал, ложась узкой полоской по тропе.
Мы подошли к спуску — и, как на грех, погасла промокшая береста. Стало до того темно, что я даже не видел идущего рядом со мной Зудова. Шли ощупью, закрывая лицо руками, чтобы не напороться на сучья.
Спуск с каждым шагом становился круче. Промокшие, усталые, мы спотыкались о бесчисленные колоды, падали и снова шли, пока не оказались в трущобе. Куда мы ни шагали, всюду натыкались на торчащие деревья, а сучья не щадили нашу одежду.
— Назад! — вдруг послышался голос Пугачева, и мы, безропотно повинуясь этому, прорвавшемуся сквозь бурю голосу, стали поворачивать коней. Все смешались, люди кричали на лошадей, которые меньше всего были повинны в темноте и создавшейся суматохе.
Минут через двадцать мы спустились к реке и, почувствовав под ногами ровную площадку, остановились. После переклички все оказались в сборе. Дождь, ветер и тьма продолжали окутывать нас. Стихия действовала на животных так же удручающе, как и на людей. Лошади присмирели и, прижавшись друг к другу, терпеливо ждали, когда, наконец, с них снимут груз. Седла не снимали, боясь застудить вспотевшие спины.
Пока возились с лошадьми, Павел Назарович приготовил стружек и, накрывшись от дождя плащом, развел костер. Трудно представить, как можно было бы без огня в такую ночь дождаться рассвета.
Хорошо еще, что все мы не боялись невзгод, нам не нужно было советоваться, как поступить в том или ином затруднительном случае — суровая жизнь в тайге сама распределила между нами обязанности. Я никогда не напоминал ни одному из участников экспедиции о том, чем в первую очередь надо заняться во время остановок.
Не успело еще пахнуть дымом, а уже над Зудовым повис растянутый на распорках брезент. Кто-то стучал в темноте топором, добывая сушняк, а повар Алексей уже стоял над разгорающимся костром с ведром воды.
Усталые лошади низко опустили головы; Черня и Левка забрались под вьюки, ворчали друг на друга, не поделив места.
Почти невозможно было во вьюках разыскать что-либо съедобное, а есть хотелось. Алексею стоило больших усилий вскипятить ведро воды. Нашлись две кружки, и мы с наслаждением по очереди глотали кипяток. Павел Назарович долго оттирал застывшие руки, грел спину, пил горячую воду, по согреться не мог. Мне пришлось разыскать личный вьюк и достать фляжку с коньяком.
— Хорр-ро-шо! — с чувством произнес старик, выпив залпом почти полстакана коньяку. Затем он пожевал кончик бороды и раза два крякнул, выражая этим свое удовольствие. — Так-то быстрее согреешься, — заключил он, усаживаясь у костра.
Но коньячного тепла ему хватило только на час, затем наступило обратное действие. Старик стал еще больше мерзнуть, слабеть. Так всегда бывает после употребления спиртных напитков, лучше согреваться движением. Состояние Павла Назаровича становилось все хуже, сырость и холод брали верх над его крепкой, закаленной натурой. Костер же горел вяло, а небо продолжало немилосердно поливать нас дождем.
Сбившись в кучу под брезентом, все мы мерзли. На нас не было сухой нитки, а вода если не попадала к нам сверху, то добиралась снизу.
— Где-то теперь наш Мошков? — подумал кто-то вслух.
Не знаю почему, по при воспоминании о Мошкове и Козлове что-то необъяснимое тревожило меня. Исход экспедиции в большей мере зависел от них, от того, сумеют ли они забросить нам навстречу продовольствие, преодолеют ли они препятствия, которые, несомненно, встретятся на их пути. Мы уже испытали, на себе трудности продвижения по Саяну — это, может быть, и являлось причиной грустных мыслей при воспоминании о наших спутниках. Но мы верили в их упорство, настойчивость и старались не поддаваться унынию.
А дождь, мешаясь с ветром, не переставал шуметь по долине. Обычно такие ливни бывают непродолжительными, но на этот раз он затянулся до утра, и ночь показалась нам бесконечной. Мокрые и промерзшие, мы не могли уснуть. Навалившись друг на друга, ждали утра. Костер то и дело гас, и требовалось много усилий разжечь его снова. Но вот ветер стих, и еще не упали с неба последние капли дождя, а уж по долине, омрачая наступающий день, пополз туман. Погода оставалась хмурой, безрадостной.