Вырвавшись из топкой низины, мы подошли к возвышенности и, свернув влево, стали обходить ее со стороны реки. Холмистый рельеф местности способствовал более быстрому стоку воды, отчего почва здесь была несколько суше.
Нас окружала лесная чаща. Молодой, еще не распустившийся березник и всех возрастов кедры смешанно росли по мертвому лесу. Они прикрывали собой сваленные ветром обломки стволов и вывернутые вместе с землею корни. Тропы не было. На нашу долю выпало первыми проложить путь по Кизыру. Стук топоров, нарушая безмолвие леса, уходил все глубже по долине и уводил за собою караван.
Я всегда вспоминаю эти дни нашего путешествия, как тяжелое испытание. Нужно было выработать в себе выносливость ко всем трудностям и случайностям, чтобы воспринимать их как должное и неизбежное. Хорошо, что мои спутники не унывали, и чем труднее становился путь, чем больше изнуряли их препятствия, тем настойчивее, если не сказать — азартнее, боролись они с природой.
Мы обогнули первую возвышенность и опять попали в затопленную низину. Снова началась борьба с грязью и топями. Лошади вязли по брюхо, заваливались в ямы, и нам то и дело приходилось расседлывать их, вытаскивать, а затем снова вьючить и пробиваться вперед.
Более часа мы блуждали по чаще, утопая в размякшей почве, пока не вышли к руслу ключа. В летнее время мы бы его, наверное, и не заметили, по теперь, после длительного дождя и под напором снежной воды, он превратился в мощный поток. Мы остановились в раздумье — что делать? Павел Назарович и Днепровский ушли — один вверх, другой вниз, в поисках более подходящего места для переправы, но вернулись с неутешительными вестями. Берега ключа были крутые, забитые плавником: всюду по руслу лежали недавно сваленные и перенесенные водою ели, кедры, само же дно было завалено крупными камнями.
Пришлось остановиться и готовить переправу. Снова застучали топоры и с грохотом стали валиться через ключ срубленные деревья. Одни из них, падая, ломались и уносились водой, другие, ложась поперек ключа, не в силах были противостоять потоку и, развернувшись вершинами, тоже уплывали вниз, загромождая собою русло.
Наконец, одно дерево удалось положить так, что оно, упираясь комлем и вершиной в берега, повисло над водою, по нему перешли два человека на противоположную сторону и свалили оттуда высокую ель так, что оба дерева легли рядом.
Но, прежде чем приступить к переноске груза, мы обрубили сучья и протянули веревку, которая должна была заменять нам перила.
Когда переход был налажен, приступили к переправе лошадей. Нам нельзя было воспользоваться обычным приемом — переправлять их всех разом, гоном. Ключ был глубиною более двух метров, а течение настолько быстрое, что животных непременно снесло бы вниз и вряд ли им удалось выбраться на противоположный берег. Нужно было всех лошадей переправлять в одиночку, для чего ниже кладки обрубили наносник и очистили берега от кустов.
На долю Бурки и на этот раз выпало первому испытать силу потока. К его крепкому поводу привязали длинную веревку, конец которой перенесли на противоположный берег, а затем стали общими силами сталкивать коня в воду. Бурка долго сопротивлялся, но, прижатый нами к ключу, вдруг сделал огромный прыжок и с головой окунулся в мутный поток. При прыжке веревка попала под передние ноги коню и запутала его. Не имея возможности сопротивляться течению, Бурка поплыл вниз, а люди, стоящие на противоположном берегу, не могли натягивать веревку, боясь, что конь окончательно запутается в ней и захлебнется. Почувствовав свободу, конь повернул обратно и с трудом выбрался на берег.
К наступлению сумерек мы перетащили свое имущество на противоположную сторону ключа, лошади же остались ночевать на левом берегу.
Скоро стало темнеть, и измученные люди после короткого ужина легли спать.
Человек, который провел долгий день на свежем воздухе в лесу или в горах, да еще крепко при этом поработал, обычно засыпает быстро. Его не тревожит ни бессонница, ни сновидения, он не слышит шороха ночных букашек, не замечает неровностей почвы под собственным боком, и даже при всех этих неудобствах за короткую летнюю ночь успевает отдохнуть, и утром на его лице и следа не остается от вчерашней усталости. Я всегда удивлялся особенному свойству Саянских гор в этом отношении. Их природа умела за день изматывать наши силы, но еще быстрее восстанавливать их.
Все спали крепко. Изредка кто-нибудь тихо всхрапнет, да иногда Левка или Черня во сне легонько взвизгнут, будто догоняя зверя.
В такие весенние ночи трудно пробудиться, да и сама природа не проснется вдруг. Еще не посветлеет небо, неожиданно откуда-то прорвется невнятный звук: не то треснул сломанный сучок, не то спросонья пикнула птичка. Затем по лесу пронесется ветерок, и, сожалея о короткой ночи, в старом ельнике уныло прокричит разбойница-сова. Это значит, что наступает утро.