Еще полчаса подъема — и мы достигли вершины. Перед нами развернулась величественная панорама гор. Взгляд поражали непрерывные нагромождения горных хребтов, их причудливые контуры и дикие изломы. Мы снова пережили чувство волнения и удовлетворения, которое неизменно испытывают путешественники, наконец увидевшие перед собою то, о чем много лет мечтали. Не в силах оторвать взгляда, мы с Павлом Назаровичем долго стояли молча, захваченные грандиозностью Саяна, очарованные его красотой.
Я достал дневник и начал заносить в него свои впечатления. Все, кому приходится путешествовать и вести дневник, знают, что только свежие записи отражают действительную картину, и никогда нельзя их откладывать. Только в этом случае дневник будет представлять большую ценность и интерес.
Со мною рядом на камне сидел Павел Назарович. Низко склонив голову, он смотрел на безграничное море сверкающих утесов, куда шел путь экспедиции. Взгляд его был задумчив, он что-то вспоминал, а скорее всего поддался тому особенному чувству, которое испытывает человек, оказавшись среди могучей природы. Так он и просидел, забыв о своей трубке, пока я не закончил записи и зарисовки.
К северу от нас тянулось Манское белогорье с его тупыми вершинами.
Впереди, где терялась в залесенной дали серебристая лента Кизыра, был виден большой зубчатый голец. Там, у его подножья, впадает в Кизыр никогда не смолкающий поток горной реки Кинзилюк. Правее, заслоняя горизонт, был виден другой, более мощный голец. Он весь был залит солнцем, отчего казался еще более высоким, еще более величественным. На его гранитном «постаменте», который почти упирается в Кизыр, лежали полосы скалистых обрывов, опоясывающих его со всех сторон и снизу доверху. Этот пик, приподнявшись над окружающими его гольцами, словно часовой, стоит над входом в самую интересную часть Восточного Саяна, где, по словам тафаларов, хранятся неисчислимые богатства.
Группа гольцов, растянувшаяся непрерывной цепью перед нами, являлась как бы границей, за которой мы уже не различали отдельных горных массивов. Ближе этих гольцов горы несколько принижены, а контуры их мягче и снежные поля более цельны.
С той вершины, где мы стояли, мы впервые увидели долину реки Кизыр, ограниченную с севера хребтом Крыжина, а с юга — Эргак-Торгакской грядой. По глубоким щелям этих гор берут свое начало бесчисленные притоки Кизыра.
Чтобы достигнуть реки, они проложили себе путь между скалами, завалившими их русла крупными валунами. На темном фоне кедрового леса, покрывающего долину, лежали как заплаты, серые пятна погибшей пихтовой тайги. От левого берега Кизыра поле мертвого леса уходило далеко на юг и, огибая с запада Торгахское белогорье, терялось вдали.
Закончив свою работу по изучению горизонта, мы перебрались на белок Окуневый. Его вершина мало отличается от вершин соседних белков: Надпорожного, Воронко, Козя, но она самая высокая в западной части хребта Крыжина. С Окуневого видны долины Кизыра и Казыра с их многочисленными водостоками и глубокими ущельями, оголенные плоскогорья, изредка увеличенные скалистыми или тупыми вершинами, и широкая кромка высоченных гольцов, загромоздивших восток, начиная от Пезинского белогорья до крутых склонов Торгака. Когда смотришь на Саяны с белка Окуневого, поражаешься контрастом в очертании этих гор. Рядом с грандиозными пиками, манящими своею недоступностью, видишь примостившиеся небольшие плоскогорья. Эти плоскогорья простираются в самых различных направлениях. Они с северной стороны обрываются мрачными цирками, а с южной — заканчиваются сглаженными, словно приутюженными, отрогами. Образованием такого рельефа Восточные Саяны прежде всего обязаны тектоническому явлению и действию ледников, некогда покрывавших эти горы.
Если бы мы могли перенестись в далекое прошлое и взглянуть на территорию этих гор, мы увидели бы совсем другую картину.
Миллионы лет назад, в доисторическое время, на том месте, где сейчас раскинулись живописные горы Восточного Саяна, как ни странно, существовало равнинное пространство, пересеченное остаточными хребтами, едва ли достигавшими семисот метров высоты. Несколько позже, уже в конце третичного периода, из громадных разломов земной коры, образовавшихся на этой равнине, хлынули потоки лавы, и равнина превратилась в зловещую базальтовую пустыню. Но на ее поверхности по-прежнему возвышались все те же остаточные низкогорные хребты, не покрытые базальтом.
За первой катастрофой последовала вторая, вызванная мощными тектоническими движениями. Эта катастрофа привела к значительному поднятию лавовой равнины и совершенно изменила ее поверхность — от равнины не осталось и следа. Всюду образовались глубокие провалы, а над ними, в хаотическом беспорядке, громоздились бесформенные громады и разорванные остаточные хребты. Но даже и в этот период ничего похожего не было с тем, что мы наблюдаем теперь. Восточному Саяну суждено было пережить еще ряд больших геологических процессов. Воды рек промыли ущелья, а приподнятые особенно высоко (до 2500 метров) добазальтовые хребты подверглись чрезвычайно энергичному морозному выветриванию, в результате чего их вершины приняли обостренное очертание.