Вредители дошли до границы распространения пихтового леса и погибли от голода.
Прошло несколько лет. С погибших деревьев слетела кора, обломались сучья, и уже успели погнить корни. От небольшого ветра деревья падали, заваливали обломками стволов землю, делая равнину труднопроходимой.
Обоз все медленнее продвигался вперед. Люди, расчищая путь, без отдыха работали топорами. С полдня снежная дорога размякла, и лошади то и дело стали заваливаться. В четыре часа вынуждены были остановиться.
Предстояла первая ночевка. Два костра осветили небольшую поляну, на которой расположились биваком. Отдых был настолько желанным, что, забыв про голод и усталость, все с большим рвением бросились расчищать поляну от снега и валежника, таскать дрова и готовить места для ночлега.
Работа на таборе подходила к концу. На огне доваривался суп. Вороха дров, свертки постелей и кухонная посуда дополняли обычную картину. Ужинали недолго, и скоро в лагере все угомонилось. Я подсел к огню и стал делать первые записи в дневнике.
Против меня, за тлеющим костром, сидя спал мой помощник Трофим Пугачев. Бородка тогда придавала Трофиму Васильевичу солидный вид, в действительности же ему было около 30 лет.
А кажется, совсем недавно подростком он пришел к нам за Полярный круг, в Хибинскую тундру. Мы составляли первую карту апатитового месторождения. Жили в палатках на берегу шумной речки Кукисвумчорр. Теперь на том месте раскинулись шумные улицы города Кировска, а тогда был выстроен только первый домик для экспедиции Академии наук; путейцы нащупывали трассу будущей дороги.
Помнится, как-то вечером, когда все уже спали, я сидел за работой. Порывы холодного ветра качали тайгу, шел дождь. Неожиданно и совсем бесшумно откинулся борт палатки, и у входа появился паренек. Я его раньше не видел. С его одежды стекала вода.
— Погреться зашел… — произнес он тихо, несмело.
Я молча рассматривал его.
Незнакомец снял котомку, мокрый плащ и, подойдя к раскаленной печи, стал отогревать закоченевшее тело.
— Ты откуда?
— Пензенский.
— А как попал сюда?
— Мать не пускала, сам уехал, хочу лопарей посмотреть.
Пока я ходил в соседнюю палатку, чтобы принести ему поесть, он свернулся у печи да так, в мокрой одежде, и уснул.
Это был Трофим Пугачев. Начитавшись книг, паренек стремился на север, в глушь, в леса, которые, не видя, полюбил. И вот, убежав от матери, из далекой пензенской деревни, он появился в Хибинской тундре.
Трофим был зачислен рабочим в партию. Просторы тундры, жизнь в палатках и даже скучные горы Кукисвумчорр и Юкспарьек, окружавшие лагерь, полюбились парню.
Так началась трудовая жизнь Пугачева, жизнь, полная борьбы, тревог и успехов.
После окончания работы в Хибинах геодезическая партия переехала в Закавказье. Пугачев вернулся домой. Он увез в деревню незабываемые впечатления о северном сиянии, о тундре, о новой работе.
В тундре Пугачев видел, как только что родившийся теленок оленя следовал за матерью по глубокому снегу и даже спал в снегу. Это удивило его. Он поделился своими впечатлениями со старым лопарем.
— Тебя удивляет, почему теленок оленя не замерзает? — спросил житель тундры. — Говорят, есть на юге такая страна, где на солнце яйца птиц пекутся, вот там как могут жить люди?
В самом деле, как живут люди в жарких странах? Это так заинтересовало любознательного юношу, что в апреле следующего года он приехал на юг, разыскав наши палатки в далекой Муганской степи Азербайджана.
Прошло 15 лет. Жизнь Трофима Васильевича слилась неразрывно с жизнью нашей экспедиции. Быть первым на вершине пика, переходить бурные горные потоки, терпеливо переносить лишения, жить трудом, в постоянной борьбе — вот чем отличался в годы непрерывной работы в экспедиции по исследованию «белых пятен» этот человек.
Сбылась мечта парня из глухой пензенской деревни — он стал путешественником! Теперь Трофим Васильевич выполняет работу инженера, у него богатый практический опыт. Он увидел не только лопарей и страну горячего солнца. За его плечами — угрюмая приохотская тайга, суровые Баргузинские гольцы, узорчатые гребни Тункинских Альп, а впереди, как и всех нас, его ждут еще не побежденные горы Восточного Саяна…
Обняв руками колени и положив на них голову, Пугачев спокойно спал. В этом, свернувшемся в маленький комочек человеке билась неугомонная, полная отваги и дерзаний жизнь.