Тайга, подошедшая с севера к Кизыру, встретила нас непролазной чащей. Там, на неширокой береговой полоске, казалось, столкнулись в борьбе за каждый вершок почвы все породы леса, растущего в Восточном Саяне. Тут и кедры, и ели, и пихты, а между ними тополь, береза, ольха, черемуха, рябина. Это еще сравнительно молодой лес, пришедший на смену давно погибшей от пожаров тайги. Огромные деревья, когда-то украшавшие береговую полосу Кизыра, завалили собою проходы, и нам пришлось сразу же взяться за топоры.
Постепенно тропа начала выравниваться, и скоро чаща осталась позади. Перед нами открылась слегка всхолмленная низина, ограниченная с востока и запада высокими, сглаженными к реке отрогами. Редкие кедры, покрывающие эту низину, — низкорослы и чахлы. Это, видимо, оттого, что растут они на сильно увлажненной почве, а местами даже на заболоченной. Кедр встречался в небольших котловинах и выемках, характерных для Кизырского ската. Там находили мы и погибшую пихту, недавно оспаривавшую у кедра право на жизнь в этой скучной низине. В глубине ложбин и по берегам ручейков растут ели. На всех этих, редко встречающихся деревьях, лежит отпечаток сурового климата и холодных ветров, гуляющих часто зимой по низине.
Выбравшись из чащи, мы пошли быстрее и скоро увидели озеро. Отдав необходимые распоряжения по устройству бивака, я свернул влево, намереваясь с ближайшей возвышенности наметить путь на завтра. Со мной увязался и Черня. Мы пересекли кочковатую поляну и редколесьем поднялись на вершину ближайшей сопки. Моему взору открылась обычная горная панорама: на востоке она ограничивалась близко расположенными горами, снежные вершины которых еще были освещены лучами заходящего солнца; справа хорошо был виден хребет Крыжина, а слева — долина Нички, с круто спадающими к ней отрогами. Оказалось, что всхолмленная низина, по которой мы шли, добираясь до озера, протянулась до самой Нички. Она скорее напоминает глубокую седловину, некогда соединявшую долину Нички с Кизыром. У наблюдателя возникает и другой вопрос: не являлась ли в доисторический период эта низина руслом реки Нички? Ведь в том месте, где Ничка подходит к низине, река, почти под углом в 90°, поворачивает на запад, меняя меридианное направление на широтное. Но если на карте русло этой реки провести через равнину до Кизыра, то у нее исчезнет эта угловатость, ибо равнина служит до некоторой степени продолжением долины Нички. Мне больше нигде на Восточном Саяне не приходилось встречать столь пониженный рельеф в междуречьях, как именно там, в районе Окуневого озера, между Кизыром и Ничкой.
Пока я заканчивал зарисовку и заносил свои впечатления в дневник, у озера вспыхнул костер. Еще несколько минут, и мы бы ушли, но вдруг лежавший рядом Черня вскочил и, сделав прыжок, замер, напряженно всматриваясь в даль. Я схватил штуцер и тоже насторожился. Кругом было тихо. В вечерних сумерках отдыхали горы, дремала тайга. Но Черня, вытянув морду, жадно тянул воздух и прислушивался. Наконец он сделал еще два прыжка, на миг задержался, посмотрел вправо, влево и бросился вперед по редколесью.
Я побежал за ним, но через несколько метров остановился. Собака уже скрылась. Сомнений не было — Черню взбудоражил находившийся где-то недалеко зверь. Я постоял немного и, не дождавшись лая, стал спускаться к своим.
Впереди то появлялся, то исчезал, прячась за стволами деревьев, огонек. Скоро до слуха долетел звук колокольчика — где-то близко паслись лошади. Страшно хотелось есть, но от костра доносились не запах супа, а мелодичные звуки гармошки. Я прибавил шагу, гармошка слышалась яснее и яснее.
«Молодец Алексей! Музыка с чаем — это неплохо», — подумал я и поторопился.
Когда я подошел к биваку, мне представилась следующая картина: все сидели под елью, освещенные отблеском костра. Алексей, растянувшись на кошме, азартно наигрывал «полечку». Веселое настроение товарищей стало понятным, когда я взглянул на костер: там на вертелах жарились крупные окуни.
На наше счастье, озеро, на берегу которого мы расположились, оказалось богатым рыбой, больше всего окунем, почему оно и называется Окуневым. В это время года, а точнее — сразу же, как только исчезает на озере лед, окунь мечет икру. Лебедев и Козлов за час небольшой сеткой поймали около полсотни крупных окуней. В нашем меню давно уже не было рыбы, и можно представить, как все были довольны ужином!