Выбрать главу

Черня в этот вечер так и не вернулся, чему мы были крайне удивлены. Не было слышно и его лая.

Медленно затухал костер. Тихая, звездная ночь повисла над нами. После ужина в лагере все угомонилось, только колокольчик на шее лошади чуть слышно тревожил тишину.

Укладываясь спать, я удивленно посмотрел на Павла Назаровича: он стащил в одну кучу вьюки, сверху положил седла и все это покрыл палаткой, затем стал прибирать разбросанные вещи.

— Чего не спишь? Павел Назарович? — спросил я старика.

— Как бы утром не было дождя, — ответил он, — вишь, потянуло с реки, не к добру это.

Я осмотрелся. Ничего подозрительного не было заметно. Только легкий ветерок, прорвавшись от Кизыра, шумел по вершинам деревьев.

«Какая беспокойная старость у человека!» — подумал я, засыпая.

А Павел Назарович все еще возился у себя под елью. Он развел маленький костер и долго пил чай.

…Выступление было назначено на ранний час, поэтому с рассветом все уже были на ногах.

Погода действительно изменилась. За тучами исчезло небо, стало неприветливо и сыро. Чувствовался надвигающийся перелом. Мы не успели еще одеться, как появился туман. Он то заволакивал отроги, то спускался в долины и, наконец, закрыл шапками вершины гор. Пошел дождь.

Мы принуждены были отсиживаться, пережидая непогоду. Все занялись своими делами. Я перешел к Павлу Назаровичу, «проживавшему» по другую сторону нашей ели.

Старик пил чай. Разговорились о его точном «прогнозе» погоды, высказанном вчера вечером.

— А тут дело не хитрое. Так оно получается, ежели в ясную ночь подует ветер снизу, будь это на реке или в ключе, непременно погода изменится, не обязательно дождь, но добра не жди. В природе, — продолжал он, — всему есть свои причины. Скажем, ежели туман кверху лезет, по вершинам хребтов кучится — тоже к дождю, тут уж без ошибки. К непогоде и тайга шумит по-иному, глухо; птицы поют вяло; даже эхо в лесу не откликается… Погоди-ка, кто это там бежит? — вдруг оборвал он свой рассказ, всматриваясь в мутное от дождя пространство, и встал.

Поднялся и я.

Моим вечерним следом бежал Черня, а за ним мы с удивлением увидели и Левку. «Откуда он появился? Ведь его взял с собой Трофим Васильевич. Неужели случилось что-нибудь?» — с тревогой подумал я. Еще более загадочным было другое: каким образом его разыскал Черня?

Пока мы стояли в раздумье, вопросительно посматривая друг на друга, собаки оказались в лагере. Черня стряхнул с себя влагу, обнюхал всех и, подойдя ко мне, завилял хвостом. Затем он уселся рядом и умными глазами смотрел на меня в упор, как бы силясь передать этим взглядом что-то важное. А Левка ни к кому не подошел. На его хитрой морде ясным отпечатком лежала какая-то проказа.

— Иди сюда! — повелительно крикнул ему Прокопий. Тот посмотрел на него и, будто не понимая, что это касается его, улегся под стоящей рядом молодой елью. Но стоило только Прокопию встать, как сейчас же поднялся и Левка. — Иди сюда! — уже более мягко позвал его Прокопий.

Тот, поджав хвост и семеня ногами, перешел под другую ель.

— Умная собака, ведь понимает, что нельзя было удирать от Трофима Васильевича, вот и стыдится, — говорил повар Алексей.

— Нет, тут что-то другое, — возразил Прокопий. — Я-то его знаю!

Каких только предположений не было высказано по поводу внезапного появления в лагере Левки. Он принес с собой неразрешимую загадку: что же в действительности случилось с нашими товарищами? Неужели их постигло какое-то несчастье?

Через полчаса в лагере снова наступила тишина. Не переставая шел дождь. Все намокло, обвисло. В такую погоду дремлет зверь, забившись в чащу или спрятавшись в скалах; спит в густой хвое птица, в складке коры деревьев отдыхают букашки. Хорошо спится в дождь и человеку — вот почему в лагере было тихо.

Я, с трудом преодолевая дремоту, приводил в порядок свои технические записи. У ног лежал Черня, а рядом похрапывал, прислонившись головой к ели, Павел Назарович. Не спал только Прокопий.

Пытливый ум не давал ему покоя и на этот раз. Но разве можно было узнать по прибежавшей собаке, что именно случилось с Трофимом Васильевичем и его товарищами?

Прокопий сидел задумчивый, изредка посматривая на собак. Потом встал, ощупал живот Левки, осмотрел на спине шерсть, заглядывал несколько раз в уши, что-то доставал из них и удивленно качал головой. Затем он так же внимательно осмотрел и Черню.