Павел Назарович отдыхал, склонившись на посох, и, не отрывая глаз, любовался далью.
— Это вот будет Хайрюзовый белок, — сказал он, показывая на Ничку, на хорошо оконтуренную снежную вершину. — Когда-то я там соболей гонял… — И старик призадумался, вспоминая прошлое: — Там на хребте, под белком, озера. И скажи, пожалуйста, откуда туда могла рыба попасть? Огромный хариус.
— А вода вытекает из него? — спросил я.
— Вытекает, и много, только рыбе по ней ни за что не подняться. Падает она по страшной крутизне, по скалам, донизу одна пыль долетает.
Я объяснил старику, что «виновницей» в этом деле нужно считать птицу, что она случайно, в перьях переносит икринки из одного водоема в другой.
— Может и так, — согласился Павел Назарович. — Больше здесь некому заниматься этим делом.
Когда мы стали спускаться к стоянке, солнце уже коснулось горизонта. Оно еще раз взглянуло на вселенную и утонуло в ночной колыбели. Но еще не успел погаснуть на седых вершинах последний луч, как где-то на отроге прокричала куропатка. Прокричала и смолкла.
Ночевали под кедром, у большого костра. Наш ужин был приготовлен из горсточки риса, долго варившегося на огне, а на второе — все тот же неизменный чай. Павел Назарович, прежде чем разлить его по кружкам, долго рылся в своем рюкзаке. Он вытащил крошечную сумочку, не торопясь развязал ее и двумя пальцами достал щепотку содержимого.
— Чай этот из дома, старушка положила, — говорил он, высыпая его в котелок. Затем он запрятал глубоко в рюкзак заветную сумочку и, пока настаивался чай, закурил.
Усталость брала свое. Все эти дни мы жили в непрерывном движении, и организм, естественно, требовал длительного отдыха. Но мы не могли и думать о дневке, пока не закончим работы на Шиндинском хребте.
Рано утром нас разбудил страшный холод. Уже было светло, и алая заря мазками ложилась на горы. Отогревшись у костра и позавтракав, мы начали свой трудовой день. Павел Назарович пошел выбирать лес для пирамиды, а я занялся техническими делами. Вскоре товарищи вернулись с грузом. Они принесли с собой глухаря, убитого Прокопием, и через час мы пировали. Каким вкусным был тогда суп!
Нагрузившись поняжками, мы покинули свой приют и пошли на подъем.
По пути нам часто попадались старые следы диких оленей, но зверей не было видно. При беглом знакомстве с местностью можно сказать, что для них здесь природа создала приволье. Освободившиеся от снега гребни были покрыты толстым слоем нежного ягеля. Этот лишайник является излюбленным кормом оленей. Но изюбры, медведи, лоси, видимо, почти не посещают эти горы или бывают здесь случайными гостями. Вообще следует сказать, что Шиндинский хребет в отношении фауны бедный. Зато здесь много белой куропатки, которую мы нигде в других районах Саяна не встречали в таком большом количестве. Для нас это было просто находкой — потеряв надежду увидеть зверя, мы были рады и «пташке».
Как только все оказались на вершине хребта, Прокопий пошел бродить по скучному белогорью. Скоро он вернулся и принес шесть куропаток. Кроме того, Прокопий показал нам горсть шелухи от кедровых шишек.
— А это для чего, суп, что ли, заправлять? — спросил его Курсинов.
— Где-то поблизости есть шишки на кедрах, — ответил тот.
Все рассмеялись.
— Ну ты, Прокопий, чудить начинаешь — в мае шишки на кедрах нашел! — заливался Курсинов.
— Знаю, что не бывает, но вот — шелуха совсем свежая и сухая. Шишка, перезимовавшая на земле, темнеет, а эта — нет. Много шелухи я видел тут на гребне, значит, недалеко шишку берет кедровка.
Получалось, что Прокопий прав.
К вечеру весь груз подняли на вершину гольца и на этом закончили трудовой день.
Было необычно тепло. Прокопий настаивал на том, чтобы поискать необычный кедровник с шишками. Я согласился. Мы пошли гребнем не торопясь, часто останавливаясь и прислушиваясь. Я уже готов был раскаяться, что пошел, как вдруг Прокопий остановился и подал мне знак задержаться.
— Слышишь? — спросил он, показывая рукой в распадок.
Как я ни напрягал свой слух, но никаких звуков не уловил.
Прокопий махнул рукой и быстро зашагал вниз по гребню. Я пошел за ним.
Метров через двести он остановился. Только теперь я услышал отрывистый крик кедровок, доносившийся из глубины распадка. Мы спустились туда и оба поразились: на вершинах старых и молодых кедров висел богатый урожай прошлогодних шишек.