Выбрать главу

Родственница была озадачена, словно напоролась на трудный вопрос в кроссворде из «Обсервера».

— Отчего из-за тебя так девицы млеют — понять не могу. То Мадлен Бассет, теперь Флоренс, а сколько еще их было раньше. Магнетический ты какой-то.

— Иных объяснений, пожалуй, не найти, — согласился Так или иначе, дело-то вот в чем. Стоит пустить слушок, что на моей репутации нет ни пятнышка, — и прощай, надежда. Тут же настропалят епископа, нагонят пасторов и подружек невесты, органист примется репетировать «Глас, прозвучавший над Эдемом», и в понурой фигуре, уныло плетущейся к алтарю, вы узнаете Бертрама Уилберфорса Вустера. Умоляю вас, ближайшая моя родственница, не вмешивайтесь — и пусть свершится правосудие. Если выбирать между пожизненной отсидкой под башмаком у Флоренс и парой-тройкой мешков для почты, давайте мне мешки и еще раз мешки.

Она понимающе кивнула и сказала, что моя мысль ей ясна.

— Еще бы она не была ясна.

— В твоих словах есть резон. — Она призадумалась. — Впрочем, до мешков-то вряд ли дойдет. Я почти с уверенностью могу предсказать ход событий. Ранкл предложит спустить все на тормозах, если я отдам ему Анатоля.

— Боже мой!

— Вот именно, что Боже мой. Ты знаешь, что такое Анатоль для Тома.

Ей не было нужды продолжать. Дядюшка Том сочетал неистовую любовь к пище с чрезвычайно капризной пищеварительной системой, и среди всех поваров мира один лишь Анатоль может нагрузить его под завязку, не рискуя спровоцировать его желудочные соки на бесчинства и беспорядки.

— Но разве Анатоль пойдет к Ранклу?

— Он к любому пойдет, кто хорошо будет платить.

— Никакой, значит, вассальной верности?

— Ровно никакой. У него чисто практический взгляд на вещи. Чего ты хочешь — француз.

— Как же он до сих пор от вас не ушел? У него, наверное, была масса предложений.

— Я всякий раз предлагала ему больше. Если бы это был просто вопрос денег, волноваться было бы нечего.

— Если дядюшка Том вернется и обнаружит блистательное отсутствие Анатоля, это будет ужас, да?

— Даже думать об этом не хочу.

Но думать, увы, пришлось. И ей, и мне. Так мы сидели вдвоем и думали, пока наши размышления не прервал приход Л. П. Ранкла: он ввалился и уставился на нас, выкатив глаза.

Будь он костлявей, я не колеблясь сказал бы, что именно так выглядят вестники рока, но даже и при такой громоздкой комплекции, указывающей на необходимость пройти курс лечебного голодания, он едва не вызвал в моих внутренностях полный переворот, словно кто-то энергично пошуровал в них мутовкой. Он заговорил внушительным тоном. У людей, создающих промышленные империи, голос бывает, по выражению Дживса, полнозвучный. Они развивают голосовые связки, командуя собраниями строптивых акционеров. Начавши словами: «А, вот вы где, миссис Траверс», — он не преминул перейти к сути дела, и рупор его загремел полнозвучней некуда. Сказал он, насколько помню, следующее:

— Я очень хотел вас увидеть, миссис Траверс. В предыдущем разговоре я, как вы помните, со всей убежденностью заявил, что ваш племянник мистер Вустер похитил серебряную супницу, которую я привез с намерением продать вашему супругу, о чьем отсутствии я чрезвычайно сожалею. То, что это не пустое подозрение, теперь полностью подтвердилось. У меня есть свидетель, готовый показать в суде под присягой, что он нашел эту супницу в спальне мистера Вустера в верхнем ящике комода, неумело прикрытую носками и носовыми платками.

На собрании акционеров он бы тут припомнил один забавный случай, про который, возможно, не все из присутствующих слышали; однако в частном разговоре он счел это излишним. И продолжал со всей полнозвучностью:

— Как только я сообщу об этом в полицию и ознакомлю ее с имеющимися в моем распоряжении уликами, арест Вустера последует автоматически, и строгий приговор станет неизбежен.

В том, что он говорил, приятного было крайне мало, но приходилось признать, что он осветил суть дела, как заправский прожектор. Готовьте камеру, тюремщики, сказал я себе. Скоро вы меня увидите.

— Таково положение вещей. Но я человек не мстительный и готов использовать любую возможность, чтобы не причинить неприятностей хозяйке, приложившей немалые старания к тому, чтобы сделать мое пребывание здесь приятным.

На этом месте он облизнулся, и у меня не было сомнений в том, что он вспомнил вкус одного из коронных блюд Анатоля И как раз на Анатоля он теперь и переключился.