— Вы ничего больше о нем сообщить не хотите? — спросил он.
— Вроде бы я и так все выложил.
— Вы не сказали, что убитый — левша.
— Вы чародей, мосье Пуаро. Да, он левша. Но как вы узнали? И имеет ли это отношение к делу?
— Нет-нет, — поспешил успокоить его Пуаро. — Не принимайте так близко к сердцу. Я просто хотел вас немного поддеть.
И мы все вместе вышли на улицу.
Следующим утром мы направились навестить Саваронова.
— Соня. Соня Давилова, — мечтательно пробормотал я. — Какое прекрасное имя.
— Вы неисправимы, Гастингс! — воскликнул Пуаро. — У вас в голове одни только женщины. Смотрите, как бы эта Соня Давилова не оказалась нашей с вами давней приятельницей графиней Верой Росаковой. — И он рассмеялся.
У меня испортилось настроение.
— Пуаро, неужто вы в самом деле предполагаете, что…
— Нет-нет, друг мой, я пошутил. Сейчас я совершенно не думаю о Большой Четверке, как считает наш друг Джепп.
Дверь квартиры нам открыл слуга с каким-то застывшим лицом. Казалось, этот человек вообще не в состоянии выражать какие-то эмоции.
Пуаро протянул ему свою визитную карточку, на которой Джепп нацарапал несколько рекомендательных слов, и нас провели в длинную, с низкими потолками комнату, которая была уставлена антикварными вещами, а стены ее были увешаны дорогими картинами. На одной из стен висело несколько чудесных икон, а на полу лежали великолепные персидские ковры. В углу на столе стоял самовар.
Я осмотрел одну из икон, которая мне показалась самой ценной, и повернулся к Пуаро, чтобы поделиться с ним своими соображениями, как вдруг обнаружил его стоящим на коленях — он что-то разглядывал на ковре. Ковер был безусловно очень красив, но такого пристального внимания все-таки не заслуживал.
— Это что, какой-нибудь особенный ковер? — на всякий случай спросил я.
— Ковер? Какой ковер? А… Этот? Да, замечательный, поэтому странно, что кто-то прибил его огромным гвоздем… Нет-нет, Гастингс, — остановил он меня, увидев, что я наклонился к ковру, пытаясь найти этот гвоздь. — Гвоздя уже нет, осталась только дырка.
Легкий шорох сзади заставил меня обернуться, а Пуаро — вскочить на ноги. В дверях стояла девушка невысокого роста. В ее темно-голубых глазах отражались изумление и легкий испуг. У нее было прекрасное грустное лицо, а ее черные волосы были коротко подстрижены. Говорила она мягким приятным голосом, но с сильным акцентом.
— Прошу прощения, но мой дядя не сможет принять вас лично. Он очень нездоров.
— Какая жалость, но, возможно, вы окажете мне любезность и ответите на мои вопросы? Вы мадемуазель Давилова?
— Да, я Соня Давилова.
— Я собираю кое-какие сведения о том печальном инциденте, который произошел два дня назад в вашем доме. Я имею в виду смерть Гилмора Уилсона. Что вы можете рассказать об этом?
Глаза девушки расширились.
— Он умер от сердечной недостаточности во время партии.
— Полиция не совсем уверена, что это произошло из-за сердца, мадемуазель.
Девушка всплеснула руками.
— Значит, это правда, — сказала она. — Иван был прав.
— Кто такой Иван и почему он был прав?
— Это слуга, который открыл вам дверь. Недавно он мне сказал, что ему кажется, будто Гилмор Уилсон умер не своей смертью — что его отравили, и отравили по ошибке.
— По ошибке?
— Да, яд предназначался моему дяде.
Девушка прониклась к нам доверием и говорила охотно.
— Почему вы так думаете, мадемуазель? Кто может желать смерти вашему дяде?
Она покачала головой.
— Я не знаю. Мне ничего не говорят, и дядя мне не доверяет. Возможно, он прав. Он меня почти не знает: Я приехала сюда совсем недавно, а до этого он видел меня совсем маленькой. Но я чувствую: он чего-то боится. У нас в России полно всяких тайных организаций… Однажды я случайно подслушала нечто такое, что сразу поняла: он боится именно чего-то подобного. Скажите, мосье. — Девушка подошла к Пуаро и, понизив голос, спросила: — Вы слышали когда-нибудь о Большой Четверке?
Пуаро от неожиданности даже вздрогнул, глаза его буквально округлились от удивления.
— Почему вы… что вам известно об этой самой Большой Четверке, мадемуазель?
— Известно, что такая организация существует! Однажды при мне кто-то упомянул это название… Ну а потом я спросила дядю, что оно обозначает. Видели бы вы, как он перепугался! У него задрожали руки, а лицо стало белым как мел. Он их страшно боится, я в этом уверена. И именно они убили этого американца Уилсона.