Да, убить человека удивительно легко.
Мы поклонились его секундантам и уже намеревались уйти, когда меня остановил Феликс Паскини.
— Прошу прощения, — сказал я, — но пусть это будет завтра.
— Нам ведь надо только отойти в сторону, туда, где трава еще суха, — настаивал он.
— Давайте я увлажню ее за вас, Сен-Мор, — умоляюще сказал Ланфранк, которому давно не терпелось помериться силами с каким-нибудь итальянцем. Я покачал головой.
— Паскини мой, — ответил я. — Он будет первым завтра.
— А остальные? — осведомился Ланфранк.
— Об этом спросите де Гонкура, — засмеялся я. — Если не ошибаюсь, он уже собирается добиваться чести быть третьим.
При этих словах де Гонкур смущенно кивнул. Ланфранк вопросительно посмотрел на него, и де Гонкур кивнул еще раз.
— А за ним, конечно, явится петушок, — продолжал я.
И едва я умолк, как рыжий Ги де Виллардуэн вышел на лужайку и направился к нам по залитой лунным светом траве.
— Ну хоть его-то уступите мне! — воскликнул Ланфранк, чуть не плача, до того ему хотелось скрестить с кем-нибудь шпагу.
— Об этом спросите его самого, — засмеялся я и повернулся к Паскини. — До завтра, — сказал я. — Назовите время и место, и вы найдете меня там.
— Трава превосходна, — насмешливо ответил он, — и лучше этого места не найти, и мне хочется, чтобы вы успели составить компанию Фортини.
— Куда лучше, если ему будет сопутствовать его друг, — отпарировал я. — А теперь, с вашего разрешения, я ухожу.
Но он загородил мне дорогу.
— Кто бы ни отправился следом за Фортини, — сказал он, — пусть это будет сейчас.
В первый раз за время нашего разговора во мне начал закипать гнев.
— Вы усердно служите своему хозяину, — насмешливо сказал я.
— Я служу только собственным капризам. У меня нет хозяев.
— Не примите за дерзость, но я собираюсь сказать вам правду, — продолжал я.
— Какую же? — промурлыкал он.
— А вот какую: вы лжец, Паскини, лжец, как все итальянцы.
Он сразу повернулся к Ланфранку и Боэмону.
— Вы слышали? — сказал он. — Теперь вы не будете оспаривать его у меня.
Они растерянно взглянули на меня, стараясь понять, чего я хочу. Но Паскини не стал ждать.
— А если у вас еще остаются сомнения, тогда позвольте мне их рассеять… Вот так.
И он плюнул мне под ноги. И тут гнев взял надо мной верх.
Багровая ярость — называю я его: всепоглощающее, все затмевающее желание убивать и уничтожать. Я забыл, что Филиппа ждет меня в большом зале. Я помнил только о нанесенных мне оскорблениях: о том, что седой старец непростительно вмешивается в мои дела, о требовании священника, о дерзости Фортини, о наглости Виллардуэна; а теперь Паскини встал у меня на дороге и плюнул мне под ноги. Мир побагровел перед моими глазами. Я был во власти багровой ярости. Меня окружала гнусная нечисть, которую я должен был смести со своего пути, стереть с лица земли. Как попавший в клетку лев гневно кидается на прутья, так жгучая ненависть к этой нечисти подхватила и понесла меня. Да, они окружали меня со всех сторон. Я попал в ловушку. И выход был только один: уничтожить их, втоптать их в землю.
— Очень хорошо, — сказал я почти хладнокровно, хотя меня трясло от бешенства. — Вы первый, Паскини? А потом вы, де Гонкур? И в заключение де Виллардуэн?
Они кивнули в знак согласия, и мы с Паскини собрались отойти в сторону.
— Раз вы торопитесь, — предложил мне Анри Боэмон, — и раз их трое и нас трое, то почему бы не покончить с этим сразу?
— Да, да, — горячо поддержал его Ланфранк. — Вы возьмите Гонкура, а я возьму де Виллардуэна.
Но я сделал знак моим добрым друзьям не вмешиваться.
— Они здесь по приказу, — объяснил я. — Это моей смерти они жаждут так сильно, что, клянусь честью, я заразился их желанием и теперь хочу разделаться с ними сам.
Я заметил, что Паскини раздосадован этой задержкой, и решил раздразнить его еще больше.
— С вами, Паскини, — заявил я, — я покончу быстро. Мне не хочется, чтобы вы медлили, когда Фортини ждет вас. Вам, Рауль де Гонкур, я отплачу за то, что вы попали в такое скверное общество. Вы растолстели, у вас одышка. Я буду играть с вами, пока ваш жир не растопится и вы не начнете пыхтеть и отдуваться, как дырявые меха. А как я убью вас, Виллардуэн, я еще не знаю.
Тут я отсалютовал Паскини, и наши шпаги скрестились.
О, в этот вечер во мне проснулся дьявол! Быстрый и блестящий бой — вот чего я хотел. Но я помнил и о неверном лунном свете.