– На чем же я тогда буду сидеть? – Феннер сделал испуганное лицо. – Они, надеюсь, не заберут ту часть тела, на которой ты сидишь?
– Дейв, ты можешь хотя бы когда-нибудь быть серьезным? Если мы не внесем двести долларов до утра, то будем вынуждены прикрыть лавочку.
– Деньги! Всегда деньги! Что у нас есть?
– Десять долларов и пятнадцать центов.
– Так много? Тогда мы богачи! Я знаю одного типа, живущего на той стороне улицы, так у него вообще исполнительный лист.
– Я не понимаю, отчего ты решил, что мы богачи?
– Потому что, по крайней мере, мы не должны денег банку.
– Во всяком случае, почему бы и не попробовать.
– Ты говоришь совершенно правильно, – Феннер печально покачал головой. – Но у меня есть подозрение, что в банке нам мало доверяют.
– Вот как ты считаешь? – саркастически заметила Паула. – Это потому, что они боятся тебя оскорбить, предлагая кредит. – Она уложила выбившуюся из прически прядь. – Я начинаю думать, что ты сделал ошибку, открыв это бюро, Дэйв. Ты хорошо зарабатывал в «Трибьюн». Я никогда не верила в успех этого предприятия.
Феннер казался удивленным.
– И это говоришь мне ты? Тогда почему же ты тоже бросила работу и пошла работать ко мне? Я предупреждал тебя, что начинать будет трудно, но ведь тебя нельзя переспорить.
Паула улыбнулась.
– Это, может быть, потому, что я люблю тебя, – нежно проворковала она.
– Ради Бога! – проворчал Феннер. – Не начинай снова этот разговор. У меня и без того много неприятностей. Не надо переоценивать меня, малышка. Женщина с таким лицом и фигурой спокойно может подцепить миллионера. К чему растрачивать молодость на такого мелкого человека, как я? Я могу тебе признаться, что с моей фирмой у меня ничего не выйдет. Мой дед был нищим, отец обанкротился, а дядя, который был скупердяем, повесился, так как ему казалось, что у него мало денег.
– А когда мы поженимся, Дэйв?
– Напомни мне, чтобы я посмотрел в свою записную книжку на следующей неделе, – поспешно проговорил Феннер. – Почему бы тебе не пойти к себе? На тебя плохо действует, когда ты находишься возле меня и бездельничаешь. После обеда ты можешь быть свободна. Сделай себе…
– А если тебе повидать редактора «Трибьюн», Дэйв? Если его хорошенько попросить, он взял бы тебя обратно. Ведь ты был лучшим репортером криминальной хроники в газете. Тебя там не хватает. Почему бы тебе не вернуться?
– Увы, вряд ли они возьмут меня обратно. Видишь ли, прежде чем уйти оттуда, я наделал много глупостей. Мне кажется, я даже сказал, что если они позовут меня на день рождения к их родителям, я все равно не приду. Мне кажется, они уже выбросили меня из своих сердец.
В приемной Паулы прозвучал звонок, оповещающий о посетителе.
– По-видимому, служащий. Пришел отключить телефон, – заметил Феннер. – Мы второй месяц не вносим за него плату. Кстати, я не понимаю, зачем он нам вообще нужен? Мы же ни с кем не разговариваем.
Паула пошла в приемную и закрыла за собой дверь. Минуты через две она вернулась страшно возбужденная.
– Посмотри, кто к нам пришел! – Она бросила на стол Феннера визитную карточку.
Феннер взглянул и ошеломленно уставился на Паулу.
– Джон Блендиш? Он здесь?
– Хочет поговорить с тобой.
– Ты уверена, что это действительно он, а не кто-то, кто воспользовался его визиткой?
– Это он!
– Тогда чего же ты ждешь? Пусть войдет, кошечка, пусть войдет!
Паула открыла дверь и пригласила:
– Входите, мистер Блендиш.
Она посторонилась, пропуская Блендиша, и вышла из кабинета, оставив его с Феннером наедине.
Феннер встал. Он думал, что Блендиш выглядит более представительно. А тут рост ниже среднего, не очень плотный. Только глаза подчеркивали незаурядность его натуры – твердые, умные, полные энергии. Видимо, не случайно он достиг столь высокого положения, преодолев немало трудностей. Блендиш критически осмотрел Феннера, потом пожал ему руку.
– У меня к вам предложение, – начал он. – Мне кажется, вы тот человек, который мне нужен. Я предполагаю, что человек, не стесненный служебными обязанностями и свободно располагающий временем, способен обнаружить похитителей моей дочери. Это – вы. Что вы об этом думаете?
– Думаю, вы правы, – ответил Феннер, садясь в кресло. – Во всяком случае, теоретически… Ведь ваша дочь исчезла уже месяц назад, не так ли? Многие следы похищения остыли.