" Известный граф Бюффон, достойнейший старик, "
Известный граф Бюффон, достойнейший старик,
Затем лишь создавал роскошный сей цветник,
Где кажется медведь ученым из Сорбонны,
Чтоб Жанне в нем гулять в сопровожденье бонны.
Бюффон предвидел все, и он имел в виду,
Что в этом, так сказать, тигрическом саду, —
Где трудно отличить, кто зверь, кто посетитель, —
Для Жанны райская откроется обитель.
Ведь у детей глаза настолько широки,
Что лес находят там, где только цветники.
И вот отец Бюффон, используя свой гений
Для удовольствия тех маленьких творений,
Чей вид и в ангеле бы зависть пробудил,
Устроил этот сад, где даже волк так мил.
Я старика могу понять. Ведь наши дети
Нередко видят то, чего и нет на свете,
И истинный мудрец рад воплотить их сны.
Здесь лета признаки особенно ясны:
Блистает здесь июнь, цветы благоуханны,
И здесь ворчит медведь. Здесь я, и Жорж, и Жанна!
Тут будто собраны красоты всей земли:
Так захотелось ей — и мы сюда пришли.
Ей это нравится — и спорить тут излишне!
Тут предо мною рвы, и дети, и всевышний,
Писк новорожденной, и вольный взмах творца,
И все великое без края и конца,
И все мельчайшее: одна и та же сила
Живет в людской душе и в ярости светила.
Я слышу здесь в тени Бюффоновых лиан
Бурчанье буйволов, безумства обезьян;
Здесь предо мной набор живейших безобразий,
Но богу я прощу размах его фантазий.
Ведь, что ни говори попы или жрецы,
Бог может сделать все, смешать все образцы;
Он может приказать, чтобы ручей журчащий
Мартышку сторожем приставил к дикой чаще:
Он создает мещан, похожих на собак
(О, горе псам!). Еретики учили так:
Господь не кто иной, как Сатана с изнанки;
Небесный промысел порабощен Ананке;
Природе не всегда дается верный путь:
Зло хочет от Добра хоть малость отщипнуть!
Ведь Правда искони для Лжи была добычей:
Слепой природою был создан сей обычай.
И тут бессмыслица без края и конца!
Немало мы найдем заскоков у творца.
Не знает меры он в смешенье разных планов;
Он уток делает и создает орланов;
Он истинный чудак, и не претит ему,
Что Колардо Лагарп препроводит в тюрьму.
Он сам себе позволил все! Кто с ним сравнится?
Предела нет ему, и нет ему границы.
Он сорнякам поля запакостить велит,
Чтоб не был урожай столь пышен и велик;
Он создал ястребов суровых, мощнокрылых;
Он выдумал рога и всем распределил их —
От рогачей-жуков до рогачей-мужей;
Он спорит с логикой, дурит он, ей же ей;
Когда захочет он, подложит он свинью нам:
Вот мы глядим на мир, и с упоеньем юным
Мы восхищаемся творенья красотой,
И шкурой тигровой пятнистой золотой,
И антилопою со взором светло-синим,
И оперением изысканным павлиньим, —
А он, создатель наш, мешает всю игру
И сталкивает нас нежданно с кенгуру!
Бог ищет и мудрит, он лезет вон из кожи.
То негры у него на обезьян похожи;
Тут создает он рысь, а там, глядишь, кота;
В одном лесу столкнет бандита и шута,
Мартышку и слона, орла и попугая,
И, песнь высокую с насмешкой сочетая,
Он здесь в лесу ведет их волею своей
Среди разлапистых уродливых ветвей.
Все это так сплелось, что нам и не дознаться,
Пристало ль нам дрожать, иль смехом заливаться,
Когда нам солнца луч иль молния блеснет
Иль призрак гибельный лукаво вдруг моргнет.
Я думаю, господь привык работать спешно.
Но обвинять творца не следует, конечно, —
Его, который, всем вниманье уделя,
Сумел изобрести цветенье миндаля
И радугу взметнул над укрощенным Понтом,
Коль ставит колибри он рядом с мастодонтом.
Сказать по правде, вкус плохой у старика.
То гидру прячет в ров, то в яму червяка,
И Микеланджело божественный и жуткий
Перекликается с раблезианской шуткой.
Таков господь. Таким его я признаю.
А что касается детей, то я стою
На том же: ведь на них печати нет сословья,
И часто малыши от полноты здоровья
В хорошем обществе ведут себя не так.
Я этим не смущен. Все это кавардак —
Львы и служители, малютки и мамаши;
Все здесь мне кажется еще сильней и краше.
Здесь великанов я и карликов нашел,
Здесь в уши мне жужжат мильоны звонких пчел,
Здесь деду предстоит апостольская мука —
Приходится терпеть от внучки и от внука!
Я все вбираю: писк ребят, и птиц помет,
И злобное зверей рычание — и вот,
Я чувствую, что я в саду чудесном этом
Меж детским лепетом и девственным расцветом.
Смотря на этот блеск, пленяясь их игрой,
Мирюсь с создателем, а также с детворой.