— Веселей! — сказал капитан. — Веселей! Держитесь крепче, моя красавица, держитесь крепче! Вот так. Теперь вам лучше. Спокойно. Так держать! Выпейте капельку, — продолжал капитан. — Ну, вот! Как дела, моя красавица, как дела?
Когда она стала приходить в себя, капитан Катль, смутна связывая представление о часах с врачебной помощью больному, достал часы с каминной полки, повесил их на свой крючок и, взяв руку Флоренс в свою, стал переводить взгляд с руки на часы, словно ждал чего-то от циферблата.
— Как дела, красавица? — осведомился капитан. — Как дела? Мне кажется, вы ей принесли пользу, любезные, — шепотом добавил капитан, бросив одобрительный взгляд на часы. — Переводите их на полчаса назад каждое утро и примерно на четверть часа вечером, и у вас будут часы, равных которым мало, а лучше их и вовсе нет. Ну, как дела, моя маленькая леди?
— Капитан Катль! Это вы? — воскликнула Флоренс, слегка приподнимаясь.
— Да, да, моя маленькая леди, — сказал капитан, избрав впопыхах эту изящную форму обращения как самую учтивую, какую он только мог придумать.
— Дядя Уолтера здесь? — спросила Флоренс.
— Здесь, милочка? — переспросил капитан. — Его здесь нет уже много дней. О нем не слыхали с той поры, как он пустился в плавание по следам бедного Уольра. Но, — добавил капитан в виде цитаты, — хоть нет его здесь, но память о нем… и да здравствует Англия, Родина и Красота!
— Вы здесь живете? — осведомилась Флоренс.
— Да, моя маленькая леди, — ответил капитан.
— О капитан Катль! — вне себя воскликнула Флоренс, сжимая руки. Спасите меня! Оставьте меня здесь. Пусть никто не знает, где я! Скоро я соберусь с силами и расскажу о том, что случилось. У меня нет никого, к кому бы я могла пойти. Не прогоняйте меня!
— Прогнать вас, моя маленькая леди! — вскричал капитан. — Вас, Отрада моего Сердца! Подождите минутку. Мы наглухо задраим иллюминатор и дважды повернем ключ в замке.
С этими словами капитан, пользуясь удивительно ловко своей единственной рукою и крючком, достал щит, которым на ночь прикрывалась дверь, приладил его и запер дверь на ключ.
Когда он вернулся к Флоренс, она взяла его руку и поцеловала. Беспомощность, мольба, обращенная к нему, и доверие, выразившиеся в этом поступке, бесконечная скорбь, омрачавшая ее лицо, душевная боль, от которой она несомненно страдала раньше и страдала сейчас, ее прошлая жизнь, хорошо ему известная, и этот одинокий, измученный и беспомощный ее вид — все это до такой степени потрясло доброго капитана, что он преисполнился нежности и сочувствия.
— Моя маленькая леди, — сказал капитан, растирая рукавом переносицу, пока она не засверкала, как отполированная медь, — не говорите Эдуарду Катлю ни слова до той поры, пока не убедитесь, что плаваете в тихих водах; а этого не случится ни сегодня, ни завтра. А что касается того, чтобы выдать вас, донести, где вы находитесь, то поистине и с божьей помощью я так не поступлю, перелистайте катехизис и отметьте это место!
Все это вместе с ссылкою на катехизис капитан произнес единым духом и с большой торжественностью; при слове "поистине" он снял шляпу и снова надел ее по окончании речи.
Флоренс ничего не оставалось, как поблагодарить его и выразить ему полное свое доверие, что она и сделала. Прильнув к этому грубоватому человеку, как к последнему прибежищу для ее измученного сердца, она положила голову на плечо честного капитана, обняла его за шею и опустилась бы перед ним на колени, чтобы поблагодарить, если бы он не угадал ее намерения и не удержал ее, что и полагалось сделать настоящему мужчине.
— Спокойно! — сказал капитан. — Спокойно. Знаете ли, моя красавица, вы слишком слабы, чтобы стоять, вам нужно опять прилечь. Вот так.
Стоило отказаться от многих замечательных зрелищ, чтобы видеть, как капитан уложил ее на диван и прикрыл своим фраком.
— А теперь, — сказал капитан, — вы должны позавтракать, маленькая леди, и собаке тоже следует закусить. А потом вы подниметесь наверх, в комнату старого Соля Джилса, и заснете там ангельским сном.
Упомянув о Диогене, капитан Катль погладил его, а Диоген милостиво пошел ему навстречу, приняв эту ласку. Пока применялись спасительные меры, он явно колебался, следует ли наброситься на капитана, или заключить с ним дружбу. И эту борьбу чувств он выразил в том, что попеременно вилял хвостом и скалил зубы, а несколько раз принимался рычать. Но теперь все его сомнения рассеялись. Было ясно, что он считает капитана одним из приятнейших людей, знакомство с коим является честью для любой собаки.