— Клара, я бы стыдилась самой себя, — заявила мисс Мэрдстон, — если бы не понимала этого мальчика или какого-нибудь другого мальчишку. Я не притязаю на глубокий ум, но на здравый смысл я почитаю себя вправе притязать.
— Ну, конечно, дорогая моя Джейн, вы наделены очень острым умом, — сказала моя мать.
— Ах, нет! Боже мой! Пожалуйста, не говорите этого, Клара! — сердито перебила ее мисс Мэрдстон.
— Но я в этом не сомневаюсь, и все это знают, — продолжала моя мать. — Я сама извлекаю из него столько пользы во всех отношениях — во всяком случае, должна была бы извлекать, — что убеждена в этом больше, чем кто бы то ни было. Вот почему я и говорю так нерешительно, дорогая Джейн, поверьте мне.
— Ну, скажем, я не понимаю этого мальчика, — Клара, — произнесла мисс Мэрдстон, поправляя свои цепочки на запястьях. — Если вам угодно, допустим, что я его совсем не понимаю. Для меня он — натура слишком сложная. Но, может быть, проницательный ум моего брата помог ему отчасти разгадать этот характер. И, мне кажется, мой брат как раз говорил на эту тему, когда мы — не очень-то вежливо — перебили его.
— Я думаю, Клара, что в данном случае найдутся более беспристрастные судьи, которым больше следует верить, чем вам, — тихим, торжественным голосом изрек мистер Мэрдстон.
— Эдуард, — робко отозвалась моя мать, — вам, как судье, во всех случаях следует больше верить, чем мне. И вам и Джейн. Я сказала только…
— Вы сказали только слова необдуманные и малодушные, — перебил он. — Постарайтесь, чтобы впредь этого не было, дорогая моя Клара, и следите за собой.
Губы моей матери как будто прошептали: «Хорошо, дорогой Эдуард», — но вслух она не сказала ничего.
— Итак, Дэвид, — продолжал мистер Мэрдстон, оборачиваясь ко мне и устремляя на меня холодный взгляд, — я с сожалением заметил, что у тебя угрюмый нрав. Я не могу допустить, сэр, чтобы такой характер развивался у меня на глазах, а я не прилагал бы никаких усилий к его исправлению. Вы, сэр, должны постараться изменить его. Мы должны постараться изменить его ради тебя.
— Простите, сэр… я вовсе не хотел быть угрюмым, когда вернулся домой, — пролепетал я.
— Не прибегайте ко лжи, сэр! — крикнул он так злобно, что — я видел — моя мать невольно подняла дрожащую руку, словно хотела протянуть ее между нами. — Со свойственной тебе угрюмостью ты уединялся в своей комнате. Ты сидел в своей комнате, когда тебе следовало находиться здесь. Запомни теперь раз навсегда: я требую, чтобы ты был здесь, а не там! И еще я требую от тебя повиновения. Ты меня знаешь, Дэвид. Этого повиновения я добьюсь.
Мисс Мэрдстон хрипло засмеялась.
— Я хочу, чтобы ты почтительно, быстро и охотно повиновался мне, Джейн Мэрдстон и твоей матери, — продолжал он. — Я не хочу, чтобы по прихоти ребенка этой комнаты избегали, как зачумленной. Садись!
Он мне приказывал, как собаке, и я повиновался, как собака.
— Добавлю еще, — продолжал он, — что у тебя заметно пристрастие к людям низкого происхождения. Ты не должен общаться со слугами. Кухня не поможет искоренить те многочисленные твои недостатки, какие надлежит искоренить. Об этой женщине, которая тебе потворствует, я не скажу ни слова, раз вы, Клара, — обратился он, понизив голос, к моей матери, — по старым воспоминаниям и давней причуде питаете к ней слабость, которую еще не смогли преодолеть.
— Совершенно непонятное заблуждение! — воскликнула мисс Мэрдстон.
— Скажу лишь одно, — заключил он, обращаясь ко мне, — я не одобряю того, что ты оказываешь предпочтение обществу таких особ, как госпожа Пегготи, и с этим должно быть покончено. Теперь ты меня понял, Дэвид, и знаешь, каковы будут последствия, если ты не намерен повиноваться мне беспрекословно.
Я это знал хорошо, — пожалуй, лучше, чем он предполагал, поскольку дело касалось моей бедной матери, — и повиновался ему беспрекословно. Больше я не уединялся в своей комнате, больше не искал прибежища у Пегготи, но день за днем уныло сидел в гостиной, дожидаясь ночи и часа, когда можно идти спать.
Какому мучительному испытанию подвергался я, когда часами просиживал в одной и той же позе, не смея пошевельнуть ни рукой, ни ногой из страха, как бы мисс Мэрдстон не пожаловалась (а это она делала по малейшему поводу) на мою непоседливость, и не смея смотреть по сторонам из боязни встретить неприязненный или испытующий взгляд, который обнаружит в моем взгляде новую причину для жалоб! Как нестерпимо скучно было сидеть, прислушиваясь к тиканию часов, следить за мисс Мэрдстон, нанизывающей блестящие металлические бусинки, размышлять о том, выйдет ли она когда-нибудь замуж и, если выйдет, кто будет этот несчастный, пересчитывать лепные украшения камина и рассеянно блуждать взором по потолку, по завитушкам и спиралям на обоях!