Когда дверь апартаментов распахнулась, мне явилась вовсе не Максин Барр, это уж точно. На пороге возвышался мужчина лет пятидесяти с небольшим — здоровяк с бычьей шеей, у которого все волосы с головы переместились на кустистые брови, торчавшие как живая изгородь. Зубами он сжимал сигару с такой силой, словно вцепился в спасательный канат.
— Вы Холман? — буркнул он с мощью пароходной сирены, будто мы находились в тумане в открытом море, а не в двух шагах друг от друга.
— Правильно, — согласился я. — А вы не Максин Барр.
— Я Чарли Хатчинс, — рявкнул он. — Мы вас ждали.
Я проследовал за ним в богато обставленную гостиную и увидел Максин Барр: она лежала на диване, закинув руки за голову и уставившись в потолок. И хотя все происходило не на широком экране, а в будничной прозаичной реальности, эффект был все равно потрясающий. Можно описать Максин как рыжеволосую красотку среднего роста с очень хорошей фигурой — пожалуй, слегка тяжеловатым бюстом, — и все это будет чистой правдой, но не всей правдой. Ибо совершенно невозможно передать словами те качества, которые сотворили из нее звезду, мечту, бесконечно желанную и недосягаемую для миллионов мужчин во всем мире. Может быть, лучезарные свойства ее фиалковых глаз, то, как она двигалась, литая гармония ее классических форм. Может быть, все дело в чувственном изгибе ее нижней губы, обещавшей зрелую страсть. Может быть… но стоит ли продолжать?
— Макси, солнышко, — прогремел Хатчинс из громкоговорителя, встроенного в его грудь. — Явился Холман.
— Лестер говорил, что вы приедете, — ответила она бесцветным голосом, не отводя взгляда от потолка. — Как вы долетели, мистер Холман?
— Прекрасно, — ответил я. — Спал всю дорогу.
— Если бы я так могла, — пожаловалась она, обращаясь к потолку. — Я ужасно боюсь летать в самолетах.
— Ну что ж, — Хатчинс на секунду вынул сигару изо рта, бросил на нее быстрый взгляд и снова вцепился в нее зубами, — займемся делом?
— Прежде чем мы приступим, мистер Хатчинс, — вежливо сказал я, — объясните, вы-то какое отношение имеете к данному делу?
— Что? — Он моргнул набрякшими веками, удивленно уставившись на меня.
— Лестер Найт — мой клиент, — продолжал я ровным голосом. — Он поручил мне замять глупую историю о покушениях на жизнь Бабе Дюан и добиться, чтобы имя мисс Барр не было втянуто в скандальную газетную шумиху. Это мое дело, и оно, очевидно, касается прежде всего мисс Барр. Но я не вижу, почему вы должны принимать в нем участие?
Максин села на диване, любовно обняв свои колени, как бы отдавая дань их округлому совершенству. Ее огромные фиалковые глаза слегка затуманились, когда она впервые — с тех пор как я появился в номере — взглянула на меня.
— Чарли мой единственный друг в Нью-Йорке, мистер Холман, — мягко сказала она. — Во всяком случае, единственный, кому я могу доверять, — вот почему он здесь. Я буду вам благодарна, если вы примете его в дело так же, как и меня. Это моя личная просьба, Рик.
— Черт подери! — К Хатчинсу наконец-то вернулся громоподобный голос. — Тебе вовсе не обязательно быть вежливой с этим ничтожным соглядатаем, Макси!
— Чарли! — Ее улыбка казалась сладкой, как нож, измазанный шоколадным кремом. — На всем Западном побережье Рик Холман самый высокооплачиваемый специалист по таким деликатным ситуациям, в которую мы попали. Твой нахрап всесильного промышленного магната никак на него не подействует, поэтому не трать попусту свою энергию, дорогой!
— Хорошо, — прохрипел Хатчинс, как будто его душили. — Извините, Холман.
— Пожалуйста, — равнодушно принял я его извинения. — Я хотел бы задать вам несколько разных, а возможно, и глупых вопросов, мисс Барр.
— Приступайте, — согласилась она и направила на меня взгляд своих туманно-неотразимых фиалковых глаз. — Но, пожалуйста, Рик, давайте отбросим эти формальности. Меня зовут Максин, вас — Рик, а Чарли он и есть Чарли.
— Идет, — ответил я. — Максин, вы действительно озвучили приписываемые вам слова — что вы отправите Бабе Дюан в ад раньше, чем она успеет сыграть вашу роль в пьесе Фрайберга?
— Чарли, принеси-ка Рику что-нибудь выпить! — сказала она таким тоном, каким отдают приказания собаке.
— Сейчас, — буркнул Хатчинс без всякого энтузиазма. — Что вы хотите, Хол… Рик?
— Бурбон со льдом, Чарли-бой, — весело ответил я. — Выбирайте бурбон подороже!
Его лицо приобрело опасный багровый оттенок.
— Бурбон со льдом, — повторил он и заковылял через комнату к изысканному бару в углу.
— Кажется, я действительно так сказала. — Максин доверительно улыбнулась. — Я была очень расстроена, как всегда в подобных ситуациях, и могла сорваться.
— Понимаю. А потом вы вернулись в Нью-Йорк и уединились в этом отеле?
— Верно, — ответила она, задумчиво кивнув. — Мне требовалось время, чтобы успокоиться. Я никак не ожидала, что Лестер — мой второй муж — окажется таким подлым сукиным сыном и заставит строго следовать условиям контракта. Конечно, мне нужно было подумать обо всем раньше. — Ее улыбка стала еще более доверительной. — Как я уже сказала, какое-то время, к несчастью, я была замужем за скотиной.
Хатчинс присоединился к нам, сунул мне выпивку, уселся в кресло и сердито посмотрел на свой собственный бокал.
— И вы уже никогда не возвращались в театр к Фрайбергу?
— И не думала.
— Но вы вспомнили, что в Нью-Йорке есть человек, которому вы можете доверять, и обратились к нему?
— Милый Чарли! — Она бросила на него ласковый взгляд — рублем подарила. — Я не знаю, что бы делала без него эти последние сумасшедшие несколько дней.
— Вы посвятили Чарли во все подробности?
Она слегка пожала плечами:
— Разумеется!
— И он тут же начал рвать и метать?
— Понятно, я рассвирепел, — пробасил Хатчинс, — потому что никому не позволю так обращаться с моей крошкой Максин. Кто они такие, черт бы их побрал?!
— Где вы были последние несколько дней, Чарли?
— Здесь, неподалеку. — Он наклонился вперед в своем кресле. — А какое это имеет значение?
— А вы не болтались вокруг театра Фрайберга, пытаясь прикончить Бабе Дюан?
— Я? — У него даже лысина побагровела. — Ну, вы, кажется, совсем свихнулись?
— Успокойся, дорогой, — мягко попросила Максин. — Рик говорит о том же, о чем и Лестер, когда он звонил сегодня утром. И если этот крысенок, Джо Фрайберг, разболтает газетам, многие вполне могут подумать, что за покушениями на Бабе стоишь ты. Твоя репутация говорит сама за себя, не так ли, дорогой? — Прежде, чем он успел ответить, Максин перевела взгляд на меня. — Поймите, Рик, даже сама идея покушения нелепа. Как бы хорошо милый Чарли ко мне ни относился, вряд ли он бросится убивать эту Дюан только потому, что я брякнула глупость, находясь в состоянии эмоционального срыва.
Хатчинс ткнул волосатым пальцем в мою сторону.
— Он что, безмозглый идиот? — спросил он, явно напрашиваясь на скандал.
— Чарли! — В ее голосе снова зазвучали нотки приказа. — Почему бы тебе не прогуляться, дорогой, и немного не остыть?
— Ничего не поделаешь, придется. — Он поднялся из кресла. — Если я останусь еще на несколько минут, то скорее всего расколю череп Холмана на две половинки, только чтобы доказать, что внутри там ничего нет! — Он тяжело затопал к выходу и яростно хлопнул дверью. И сразу в номере наступила успокоительная тишина, как после урагана.
— Бедный Чарли, — сострадательно произнесла Максин. — Я должна извиниться за него.
— Вовсе нет, — возразил я. — Он сказал сейчас самую разумную вещь за все время нашего короткого знакомства. Я пока действительно как в тумане.
— Рик? — Она похлопала ладонью по дивану. — Идите сюда и давайте мирно побеседуем, не напрягая издали глаз, чтобы видеть друг друга.
Я тут же подчинился — почему бы и нет? Разве я выжил из ума, как предположил Чарли?
Максин положила руку на мое колено небрежным интимным жестом и наклонилась ко мне. Я оказался под двойным гипнозом сияющих фиалковых глаз и глубокого овального декольте, соблазнительно приоткрывавшего высокую гордую грудь.