Хельга потянулась за новым бутербродом.
— Еще никому не удавалось оторвать его от дел, сулящих прибыль.
Доктор Леви кивнул:
— Да. Поэтому я уезжаю. У меня есть другие клиенты, менее важные, но более внимательные к моим советам. Они им следуют, тогда как ваш муж этого делать не желает. Я говорю сугубо доверительно. Если он и дальше будет работать так же интенсивно, то может умереть.
— А если он счастлив от такой жизни… так ли это важно? — спросила Хельга.
Доктор Леви внимательно посмотрел на нее, потом кивнул:
— Нужно обязательно учитывать и это. Да, если мужчина достиг преклонного возраста, постоянно испытывает боль и к тому же инвалид, тогда я полагаю… — И он развел руками.
— Как его жена, я имею право знать… Прошу вас, будьте со мной откровенны, долго он протянет? — Как только она задала вопрос, сразу осознала, что высказала вслух свои самые затаенные мысли, и пожалела о вырвавшихся словах. Но доктор Леви, по-видимому, понял ее правильно.
— Он может умереть завтра, может умереть в будущем году. Все возможно. Но я предполагаю, что ему осталось жить еще месяцев шесть, не больше, если он не откажется от работы и не даст себе полного отдыха.
— А сейчас он отдыхает, доктор?
— Нет. Он не отходит от телефона. Мистер Рольф непрерывно получает телеграммы, каблограммы, телетайпограммы. Даже отсюда он руководит своей империей.
— С этим ни вы, ни я не в силах ничего поделать.
— Верно. Я предупреждал его. Он отмахивается от моих советов, поэтому я возвращаюсь в Парадиз-Сити.
После его ухода Хельга доела бутерброды, выпила еще один мартини и задумалась. «Когда Герман умрет, — размышляла она, — я унаследую более шестидесяти миллионов долларов и буду распоряжаться ими по своему усмотрению. Я могу иметь любого понравившегося мне мужчину, но… только, когда муж умрет».
Слегка опьянев и испытывая прилив сил и уверенности, она позвонила Хинклю:
— Скажите, мистер Рольф знает, что я здесь?
— Да, мадам. Он ожидает вас у себя. Третья дверь налево, если выйти из вашего номера.
Она подошла к зеркалу и придирчиво оглядела себя. Герман очень щепетильно относился к женской внешности. Удовлетворенная, она взяла кожаную папку с документами, уличающими Арчера, и, собравшись с духом, вышла.
Она нашла мужа на террасе. Жмурясь, как кот, в лучах ослепительного солнца, он сидел в кресле-каталке. Просторная терраса с видом на океан, солнцезащитные зонты, ящики с пестрыми цветами и бар были зримыми атрибутами его власти и могущества.
Проходя через террасу, Хельга внимательно смотрела на мужа: пугающе худое лицо, лысеющая голова, узкие запавшие ноздри, безгубый рот. Черные солнцезащитные очки делали его лицо похожим на оскал черепа.
— А, Хельга… — обычное холодное приветствие.
— Да, Рольф… — Она села рядом с ним, но в тени зонта. Солнце в Нассау после Швейцарии казалось ей чересчур горячим.
Они обменялись приветствиями. Хельга спросила о самочувствии мужа, тот без всякого интереса осведомился о ее путешествии. Он ответил, что чувствует себя достаточно хорошо, но этот дурак, Леви, вечно делает из мухи слона. Ни Хельга, ни он сам не верили в то, что он говорил. Потом Рольф неожиданно спросил:
— Ты должна мне что-то сообщить?
— Да. — Хельга взяла себя в руки. — Джек Арчер оказался растратчиком и вором.
Она смотрела на него в упор, ожидая взрыва, но выражение его лица не изменилось. Ах, как ей хотелось, чтобы он хоть как-то проявил свои чувства. Если бы он застыл на месте, покраснел или побледнел, она, по крайней мере, почувствовала бы в нем хоть что-то человеческое. Но напоминающее маску лицо оставалось все таким же бесстрастным.
— Знаю. — Голос Рольфа прозвучал резко. — Два миллиона.
По спине Хельги побежали мурашки.
— Откуда тебе известно?
— Откуда? Это же мой бизнес — знать. Неужели ты думаешь, что я не контролирую деньги? — Он поднял тощую руку. — Арчер воровал с умом, и пусть он — вор, но соображающий. В этом ему не откажешь.