В основном все художники (не «артисты») похожи первой частью такой основы (восприятие внешней жизни) (не существует правил без исключения, конечно!). Их различие находится во второй части (внутренняя жизнь), и прежде всего — в манере выражения. Почему же, следуя себе, художнику «абстрактному», я воскликну: «Да здравствует петух!» — и партия враждебная кричит: «Смерть треугольнику!?»
Как существует уже долго музыка со словами (я говорю в основном), песня и опера и музыка без слов, музыка чисто симфоническая, «чистая» музыка, так существует тоже более двадцати пяти лет время и живопись с объектом и без объекта.
По моему мнению, вопросу о форме придают слишком большое значение. Я писал лет двадцать пять тому назад: «В принципе вопроса формы не существует» («Синий всадник»).
Вопрос формы всегда имеет личный характер, следовательно, относителен. Разумеется, человек связан с прошлым, настоящим и … будущим. Только отдельные «конструктивисты» прокламируют, что «не существует вчера и завтра, только исключительно сегодня». В добрый час!
И не форма, которая создает наши естественные связи с прошлым, но сходство определенных граней современного духа с духом важных прошедших эпох.
Треугольник провоцирует живые чувства, так как сам есть существо живое. Это художник, который использует треугольник механистически, без внутреннего чувства, убивает его живое существо. Все тот же артист, который убил петуха. Но как и «изолированный» цвет, «изолированный» треугольник не достаточен для произведения искусства. Это также закон «контраста». Не следует во всяком случае забывать силу такого незначительного треугольника. Известно, что если создать треугольник посредством линий, крайне тонких, на куске белой бумаги, то белый цвет внутри треугольника и белый вокруг него становятся различными, то появится цвет, который обладает разными цветами без добавления другого цвета. Это одновременно физическое и психологическое дело. И вместе с изменением колорита меняется «его внутренняя сущность».
Если вы добавите еще цвета в этот треугольник, то сумма зрительных эмоций возрастет в геометрической пропорции, станет не прибавлением, но умножением.
Однажды я писал полотно, содержащее один красный треугольник, окруженный очень непритязательными цветами, «изолированными» (формы были не слишком четкими), и я смог заметить, что эта «бедная» композиция возбуждает у зрителя живые и сложные эмоции и понимание, в том числе и у зрителя, который «не понимает авангардистской живописи». Без сомнения, эти очень ограниченные средства мне недостаточны, и мне нравятся сложные и «богатые» композиции. Это все обусловлено целью данной композиции.
Во избежание возможного недоразумения я добавлю, что, по моему мнению, художник никогда не беспокоится об этой цели, или, лучше сказать, он не знает о ней, когда делает само полотно. Его интересы повернуты исключительно в сторону формы. Цель остается в подсознательном и руководит рукой. В создании картины художник всегда «ожидает» «голос», который бы ему просто сказал «Верно!» или «Ошибка!». Если голос становится слишком слабым, художник должен отложить свои кисти и ждать.
В этом главном законе равенства источников всякого искусства (вокруг меня и внутри меня) есть исключение, которое провоцирует недоразумения и вредные «смешения». Я говорю о «конструктивистах», большинство из которых утверждает, что впечатления-эмоции, которые художник получает извне, не только бесполезны, но с ними следует бороться. Они есть, согласно этим художникам, «остатки буржуазной чувствительности» и должны быть заменены чистым движением механической деятельности. Они пытаются создать «сосчитанную конструкцию» и желают отказаться от чувств не только у себя, но и у зрителя, чтобы освободить его от буржуазной психологии и создать в нем «человека настоящего».
Эти художники в действительности механики (тогдашние духовно ограниченные дети «нашего века машин»), но которые производят лишь частные механизмы движения, локомотивы, которые не движутся, самолеты, которые не летают. Это своего рода «искусство для искусства», которое, однако, приблизилось к черте максимальных ограничений и даже перешагнуло ее. И вот почему большинство «конструктивистов» быстро прекратили рисовать. (Один из них объявил, что живопись есть только отправная точка для архитектуры. Он забыл, что существуют великие зодчие крайнего авангарда, которые одновременно не прекратили заниматься живописью.) Если человек начал делать что-либо без цели, он кончает самоуничтожением (внутренне, по крайней мере) или сотворяет вещи, которые приказали долго жить.