При описании свадьбы особенно ярко обрисовано автором положение девушки в доме отца («Дело сделано, дура замуж выдана»), посиделки, на которых сближаются молодые люди. — V глава, излагающая свадебные обряды, заключает в себе большое число причетов и песен (до 100) и дает ясное представление обо всем церемониале.
В главе о верованиях (VI) г. Иваницкий излагает все то, что ему самому известно или что он мог собрать относительно «воззрений вол[огодских] крестьян на мир физический и духовный» (стр. 117). Здесь изложено, как народ мыслит о земле, светилах небесных, сотворении мира (приведено несколько легенд) и передаются верования в Бога, нечистую силу. Затем следует описание низших чинов нечистых (домовых, леших, водяных, банных, овинных, кикимор), описание праздников и их значения в народной жизни. Этим и заканчивается I отдел.
Отдел II, напечатанный мелким шрифтом и обнимающий страницы 134-231, заключает в себе сырой материал в виде сказок, песен, заговоров и т.п. По всем отделам народного творчества здесь каждый найдет богатую почву для изучения духовного быта крестьян Вологод[ской] губ[ернии]. Достаточно указать на то, что II отдел заключает в себе 33 заговора, 29 детских игр, 55 сказок и заключается 68-ю песнями, ноты к которым записаны г. М. Куклиным, напечатаны тут же в сборнике со статьей г. Ю.Н. Мельгунова: «По поводу русских народных песен Вологодской губ., собранных М. Куклиным». Песни редактированы тем же г. Мельгуновым.
Приветствуя это первое исполнение высказанного редактором Сборника пожелания, «чтобы местные жители способствовали делу изучения быта окружающего их населения», прибавим и от себя тоже пожелание, чтобы материалы, имеющиеся в Отделе Этнографии, составили новые выпуски Сборника. Это пожелание имеет под собой основанием высказанные г. редактором надежды, что следующие выпуски «будут содержать в себе материалы последовательно по Вятской, Олонецкой и Ярославской губ. и по Малороссии».
Aus Nordrussischen Dörfern. Erlebtes und Studiertes von Dr. Georg Böhling.
Ha 99 страницах самого малого размера Dr. Bohling вписывает разные свои наблюдения над северно-русской деревней, излагает свои взгляды на нее, исследует и умозаключает в области этнографии описательной, в области анализа верований и народного творчества и даже в области лингвистики. В каждой из 5 маленьких главок немецкий исследователь касается все новых вопросов и, глядя на жизнь русского села с высоты европейской культуры, изощряет свою безобидную иронию. Очень возможно, что все наблюдения и рассуждения автора никого не затронув, прошли бы никем не замеченные, но сам автор, написав на обложке «erlebtes und studiertes», заставляет нас показать, что так изучать и писать научные книги не следует более.
Не вдаваясь в подробности, укажем лишь на в глаза бьющие промахи и странности. Прежде всего остается совершенно не известным, где производил автор свои наблюдения и о какой местности он пишет. Относительно этого вопроса мы встречаем во всей книжке лишь следующее туманное указание: «Под севером России я разумею здесь, — говорит автор, — область верхнего течения Волги, страны, еще допускающие культуру хлебов, по крайней мере овса и ржи» (стр. 11). Далее в предисловии читаем, что «двухгодичное пребывание в стране дает мне (автору. — В.К.) более права писать о ней, нежели всякому туристу, наблюдающему явления лишь поверхностно» и что цель автора «сравнить русский язык и русскую жизнь с западно-европейским языком и западно-европейской жизнью». И начиная со стр. 3-й Dr. Bohling ведет действительно свое сравнение. Удивляясь тому, что русский мужик везет зачастую несколько центнеров овса за 100 верст в ближайший город на одной лошади и издерживает до 14 рублей на дорогу, автор сейчас же сравнивает нашу деревенскую жизнь с английским, где the time is money, и приводит русскую пословицу «у нас время не куплено», пословицу, которую автор приписывает даже лошадям (стр. 3). Тоже вероятно, в целях сравнения, автор любит называть русскую бабу Пенелопой (стр. 4) и непрестанно унизывает страницы своей книжки выдержками из немецких, швабских, русских поэтов и немецких народных песен. Покончив на 9 страницах с описанием внешнего вида русской деревни, сватания и свадьбы, нищенства, выписав тут же разные стишки, автор переходит ко II главе. Семейному быту всего меньше достается от Dr. Bohling'a: указав пословицу «schto babu bei molotom, sdjelajesch solotom», указав на многочисленность родни мужика (все родственники считаются до 100-го поколения и называются swat, сравнение с древненемецким языком, с берегами Ганга и Инда), исследователь совершенно успокаивается. Пересыпав далее все страницы своего «исследования» неожиданными, несистематичными и чрезвычайно старыми сообщениями, изложив главу о суевериях (преимущественно на основании ст[ихотворения] Жуковского: «sneg pololi pod oknom sluschali» (стр. 55) и «бесспорного мнения г. Суворина, редактора „Нового Времени“» (стр. 69), вспомнив татарское иго, приведя народные песни (вроде «chorocha nascha derewnja, tolko ulitsa ghresna» (стр. 47), Dr. Bohling вторгается в область лингвистики и сближает русский язык с древнегерманским, готским, славянским, греческим и латинским. Результатом таких сближений являются курьезные выводы: так, например, слова pomin, pominki оказываются родственными немецкому Minne (стр. 53), «окно» от происходит от «око», как готское augaclaur от Аиде, parenj («парень») родственно английскому fellow, греческому pallax; welbljud или werbliud происходит от греческого elephas; немецкое Lachs от русского lossossina, Sander от ssudak и т.п. Немало места отводится удивляющим автора сопоставлением русских слов с греческими, как Kyriake — trerk wj, monachos — monach, ledanon — ladon, Hades — ad и т.д. Есть сопоставления и с персидским, как karawanserai — ssarai.