Скука*
Опять гудит утробная труба
Над бухтой, туго отзываясь в доках, –
То сероглазая моя судьба,
Она уходит от меня без вздоха.
И так, без спутницы, один, пустой,
Иду. Еще задумаясь, не видя
Как улица несется суетой…
Тебя я вспоминаю, друг Овидий.
И жажда пенья, чтобы поразить,
Остановить разгоряченный город
Высоким голосом жалеть, грозить, –
Вдруг оживет, как истощенья голод.
Увы, я знаю, понял хорошо,
Что нету места в бурных заседаньях,
И если в море пароход ушел,
Живу опять в дремоте ожиданья.
10 июля 1922 г.
Ветра и облака*
Когда от жадности сгорая,
Испепеляется закат,
И зорю звонкую играют
Для всех солдат и несолдат,
Когда в простор истлевший запад
Пронзит зеленая звезда, –
Вдохнешь высоко влажный запах
От логовища и гнезда!
Опять, как бог, спокойно скрылось,
Ушло в лимонный, теплый край, –
И птицы тяжелеют крылья
И, право, добродушней лай.
Но мне не смеркли, а тревожат,
Сквозные жизнью облака –
И мне ли конский шаг стреножить,
Парного выпить молока?
Послушайте, поедем к богу,
За облаками – до утра?
Высвистывают пусть тревогу
Всегда отважные ветра!
Разговор*
После постигаются отравы –
Ах, отравленный не сразу прозревает, –
Точен крест отчаянья у края,
Ветренна морозность зоревая.
Но, счастливый, я настойчиво живучий:
У креста Христа лежу и оживаю.
Счастлив, кто вот так яды изучит!..
Может быть, случится то же с вами.
Показать поэзии причуды:
Точен крест, христосова зоря, –
Голос ваш, глаза и ваши губы,
Мучая, пленили звонаря.
И торчит, чудак, на колокольне,
Пьян и странен, на ветру звенит –
Голос медный ветром вешним гонит,
Метит благовест на мезонин…
Но и то не так, и все иначе,
Разве я похож на звонаря?
Стало быть, все это значит –
Поэтический наряд.
Фокстротная поэма*
Часть I
Вечерней городской порой,
Спустившись от высоких лестниц,
Над тротуарною игрой
Кто молодой заметит месяц?
Клянусь, и я рассеян был –
Остерегаясь летных светов,
Позабывая, не следил
Возлюбленную всех поэтов.
А кажется, она плыла,
Заоблачная, над домами –
И все – таки она свела
Меня, рассеянного, с вами.
И ваш изнеможенья рот,
Светящиеся краской губы –
Медлительный ваш поворот
Явился обликом суккубы.
Лик нежен пудрой голубой,
И над ушами мед без соты…
Вы были заняты собой
До сумерек, когда фокстроты
Поют отменно при огнях.
Вихляясь, пары выступают,
Став угловатыми, обняв
Друг друга, ступят, отступают,
И ваши полные белки,
Цвет синий относили томно,
И шелком бледные чулки
Сквозили, теплые, нескромно.
И белая моя душа,
Как вы, одна пошла на поезд,
Но на плечах был синий шарф,
Концами спущенный за пояс…
Куря и опьяняясь в дым,
Я о стену рукой оперся,
И, занят мельком золотым,
Я слышал остро пульса скорость.
И ваши влажные глаза,
Косясь, желанью отвечали,
А тут вернулась, шарф неся,
Моя душа в своей печали.
Но что печаль! Легко ладонь
Спустилась по стене – невольно
На шелк, что кажется водой:
Сквозь шелк я тело сжал небольно.
И синий взгляд не бросил стрел,
А девий рот не ужаснулся,
А я усмешкой окривел,
И, усмехнувшись, пошатнулся.
Часть II