Слова старого актера убедили Пьера. Со страстью включился он в постановку «Сида».
— Понимаешь ли ты, что значит имя Сид сегодня? — Глаза старика светились. — Это не просто конфликт между страстью и долгом, это беспредельный героизм во славу своего государства, своей нации. То-то боши язык прикусят.
— Здорово было бы, — розовел Пьер.
— Премьеру дадим четырнадцатого июля, — говорил Этьен, захлебываясь от возбуждения. — Ты представляешь себе эффект!
За неделю до премьеры к Жакье пришел немецкий полковник.
— Комендатура, — сказал он, — возлагает на вас ответственную и почетную миссию — постановку оперы «Золото Рейна».
— Но я никогда не ставил опер, я не смогу! — возразил Жакье.
— Ваша скромность делает вам честь, мсье, но в настоящую минуту она совершенно неуместна.
— Я… я очень занят. Я ставлю «Сида».
— Корнель подождет, — спокойно ответил немец. — Вы будете ставить Вагнера.
Через неделю, 14 июля 1940 года Пьер навсегда ушел из театра. Он выбрал другое поле сражения…
Идет бой. Каждый из двенадцати пэров дает урок маврам. Перед Роландом вырастает волосатый язычник Шернобль. Сейчас, сейчас обрушится на него страшный удар Роландова меча — Дюрандаля. Рассказчик подкрадывается к этому мгновению, как лис к курятнику:
Жонглер взял с хозяйского стола кубок и отпил вина. А потом уже обыденно будничная работа, и голос его ровен, а жесты ленивы.
А рядом грубоватый Оливье крушит неверных обломком копья. И певец снова воодушевляется. Он вращает над головой арфу и говорит, отвечая на вопрос Роланда, почему столь необычно его, Оливье, оружие: «Я бью арабов, недосуг мне доставать из ножен меч!». Добрый смех приветствует жонглера. Все пьют, и он пьет. И хохочет со всеми: «У него нет… ха-ха-ха… Времени у него нет, некогда ему… Ха-ха, он их оглоблей'». И вдруг посерьезнел:
Роланд трубит в свой рог, призывая дядю-императора на помощь. И голос певца напряжен и звонок, и полон боли и отчаяния, потому что медлит Карл, дурачимый Ганелоном, мешкает идти на подмогу.
Но нет еще Карла, а рядом умирает Оливье. «Ах, край французский, милая отчизна, увы, твоя утрата велика!»
Глаза Алисии блестят слезами, мужчины хмурятся и закрывают лица.
Последний бой. Роланд с архиепископом Турпеном принимают удар четырехсот сарацин. Натиск отражен, и среди тысяч трупов лежит умирающий Роланд. Он поет элегию своему верному Дюрандалю, перед тем как его уничтожить. Жонглер, перебирая струны, заводит речитатив:
И мужчины уже не скрывают слез.
Тщетно бьет Роланд мечом о скалы. Сокрушается камень, но не зубрится Дюрандаль.
И, обессилев, вручает рыцарь свою перчатку архангелу Гавриилу, уносящему его душу.
Певец умолк. Молчала восхищенная зала. Наконец поднялся Жиль де Фор.
— Отдохни, Жоффруа, отдохни и подкрепи себя пищей. Потом ты окончишь свою песнь, ибо нам хочется знать, как принял великий Карл известие о смерти любимого племянника, как отомстил он арабам, как осудил изменника Ганелона и что сталось с прекрасной Альдой — нареченной невестой Роланда. Но чтобы ты знал, сколь любим мы твое искусство, вот тебе награда. Прими ее сейчас, не будем дожидаться конца твоего рассказа — я уверен, он окажется не хуже начала. — Жиль де Фор нагнул голову и снял с себя тяжелую золотую цепь.