— Узнаю соотечественника. И не только по языку. Ни один француз не спросит женщину, даже такую старуху, как я, о ее возрасте. Мне сорок. Но уж коли мы говорим по-русски, то называйте меня и настоящим моим именем — Ариадна. Ариадна Александровна Скрябина-Кнут.
— Скрябина? Александровна? Так вы — дочь?
— Да, его дочь.
— Здорово! Во, как бывает. Какая встреча. Я не забуду. Но причем здесь кнут? И почему Сарра? Впрочем, это не мое дело.
— Я не делаю из этого тайны. Я пишу, вернее, писала стихи. А имя отца слишком ко многому обязывало. Выбирая псевдоним, я прикрылась именем мужа. Его зовут Довид Кнут. Он поэт. В отличие от меня, настоящий. Ну а Сарра — это уже для красоты и экзотики.
— А где сейчас ваш муж?
— Довид сейчас в Париже. В подполье.
— Понятно. И давно вы во Франции?
— С восемнадцатого года. Мне тогда четырнадцати не было. Но Россию помню. Больше всего Москву. Арбат, Пречистенку. Если бы вы знали, как хочется в Москву. Ну и в Питер, конечно. Вот кончится война — может быть, получится съездить.
— Почему бы нет.
— А вы откуда родом?
— Я из поморов. Холмогоры, помните такое название?
— Смеетесь?
— Но учился и жил до войны в Ленинграде.
— Как Ломоносов. Вы случайно не физик для полноты сходства?
— Именно. Физик Правда, односторонний. Мозаикой не занимаюсь, стихов не сочиняю. Но люблю и слушаю с удовольствием. Прочтите что-нибудь свое.
— Момент не слишком располагает к поэзии.
— Хотя бы немного, Ариадна Александровна. Сарра! Несколько строк.
— Ну что ж… Вы первый человек оттуда, который услышит мои стихи.
И она негромким, но внятным низким голосом произнесла, почти пропела:
— Слушайте, — она внезапно взглянула Дятлову в глаза, — это какая-то ерунда. Тополя почему-то. Откуда? Это я, видимо, у Довида стащила. — И она замолчала.
Дятлов протестующе поднял руку.
— Давайте-ка я вам лучше прочту что-нибудь из мужа. Это действительно поэзия.
Запрокинув голову, она начала почти шепотом:
Последние строки она произнесла громко, с отчетливой тревогой, почти на грани нервного срыва.
— Боитесь за мужа?
— Еще как.
— Понимаю. — Дятлов помолчал, а потом попросил почитать еще.
— В другой раз, — сказала она. — Вы не обижайтесь. Я сейчас не могу.
Колет уже легла. Она выскочила в рубашке, с торчащими, как у подростка, ключицами, и прильнула к Дятлову, не замечая его спутницы.
— Базиль, Базиль, какой ты молодец, что пришел. Ты голодный? Ой, здравствуйте, проходите, сейчас зажгу свет, только опущу шторы и укрою Бланш. Пойди, Базиль, посмотри на нее. Она сегодня так плакала. Мишо сказал, это зубки режутся. — Колет говорила без остановки.