Из машины, весь в мазуте, вылез Калимах и поставил на землю большую медную масленку.
— Ты у меня полетишь, — мычал он, хмуро примериваясь разводным ключом к торчащему болту, которого раньше, Пьер мог поклясться, в машине не было. — Как пить дать полетишь.
— Свечи прокалил? — подошел Харилай. — Прокали свечи-то. Отсырела, небось, стояла сколько…
— И то, прокалить, — согласился Калимах. — Тащи паяльную лампу.
Что-то острое уперлось Пьеру в бок.
— Считаю своим долгом предостеречь, — зашептал старый знакомый в калошах, убирая зонтик — Шум, несанкционированное пение… Чего ж тут хорошего. Произнесение речей при большом скоплении публики. Это, знаете, чревато. Полезайте-ка вы в машину, и — скатертью… то есть счастливый, как говорится, путь. И вам хорошо, и нам спокойней. К обоюдному, так сказать. А то как бы они того… не передумали, а? — И, не выдержав, прыснул.
Пьер еще увидел прощальный взмах Гектора, немного растерянные лица Елены, Ассы. Он вытер щеки. Мелькнула косынка:
— Не скучай, Пьер! Счастливо!
— Счастливо и вам! Спасибо за все. Как хорошо, что старик в балахоне не играл.
Внизу сверкнули удивленные глаза Полины.
— Старик в балахоне? Да это лучший актер нашего времени. Гений!
Люк захлопнулся.
— Мсье! — кричал Гастон. — Стойте! Нельзя!
Кто-то толкнул садовника в спину. В ротонду ворвались Шалон и дю Нуи. Скрипнул, распахиваясь, люк. Показалась нога в рифленом ботинке. Потом рука и, наконец, смущенное лицо Пьера.
— Ты сошел с ума! — закричал Шалон.
— Пьер, милый, разве так можно, — сказал Альбер.
— Да что вы, друзья, — медленно и тихо сказал Пьер. — Я только хотел попробовать…
Но Шалон уже вытаскивал из машины рюкзак и, поднимая его, взглянул в глаза Пьеру.
— Попробовать? А это что?
— Простите меня, — еще тише сказал Пьер.
— Слава Богу, хоть жив. Ты включал ее?
Пьер смотрел на них сквозь слезы, не слыша слов.
— Ничего, ребята, не огорчайтесь.
— Так она не работает?
Пьер покачал головой.
— Ты не находишь, что он какой-то странный? — повернулся дю Нуи к Шалону.
— Он потрясен неудачей. Нам это тоже предстоит пережить.
— Простите, я очень тороплюсь, — сказал Пьер. — Подбросьте меня до Форж-лез-О, я там оставил машину.
Он не сводил глаз с тщедушного тела, со страшной иглы. Ему казалось, миновала вечность с тех пор, как он уронил оранжевую крупинку в колбу капельницы, хотя на самом деле не прошло и половины суток Пьер брал руку девочки, пытаясь ощутить намек на ответное движение. Но нет, ничего не изменилось. Ничего. Утренний луч играл на красном коленкоре истории болезни.
— Ну, как ты сегодня себя чувствуешь? — Доктор вытянул из папки листок
— Ой, мы опять с папой купались. И ракушку нашли огроменную, во! — Руки Люс дрогнули.
Доктор снял очки и поднес листок к глазам.
— Господин профессор, вас к телефону, — объявила сестра.
— Что? А? Послушайте, мадам Планше, что вы мне подсунули? — Он свирепо ткнул пальцем в листок — Чей это анализ?
Лицо сестры покрылось пятнами одного цвета с крестом на ее наколке.
— Это анализ Люс Мерсье, господин профессор. Я сама, — она сделала паузу, — сама вложила его в историю болезни пациентки.
— А в лаборатории не могли напутать? — спросил доктор, смягчаясь.
— В лаборатории сегодня не было других анализов, господин профессор. Вас ждет у телефона мадам Жироду, господин профессор.
— Не было других анализов? — Доктор надел очки. Он увидел привстающего Пьера и повернулся к ребенку. Знают ли они, какое чудо произошло? Какая милосердная воля вернула девочку этому человеку, а ей подарила настоящий мир, с настоящей травой, с морем, в котором можно по-настоящему плавать, в котором водятся живые рыбы и полным-полно огроменных раковин.
— Ах да, иду, иду. Дождитесь меня, Мерсье. Я сейчас вернусь, только поговорю с женой. Дождитесь меня непременно.
Худая спина исчезла за бесшумно сдвинутой створкой. Но сквозь закрытую дверь Пьер отчетливо видел удаляющуюся фигуру в веселеньком домино с ромбами. На шутовском колпаке звонко потренькивал колокольчик
© В. Генкин, А. Кацура, 2002.
ВОПРОС ВРЕМЕНИ
(заключение)