Мы везде, где нам предложат капусты, моркови, молока, всё берем с величайшим удовольствием и щедро платим за всё, лишь бы поддерживалась охота в переселенцах жить в этих новых местах, лишь бы не оставляла их надежда на сбыт своих произведений. Желательно, чтоб все проезжие по мере сил поддерживали эту надежду.
Сегодня мы с князем Оболенским пошли из слободы пройтись, зашли в лес и встретили двух 20 якутов с корзинкой. В корзинке была дичь: два тетерева, утка и прекрасная большая рыба. «Куда вы идете?» – спросили мы. «Не толкуй», – сказали они, то есть: «Не знаем по-русски». «А это кому?» – спросили мы, показывая на дичь и рыбу. «Торгуй», то есть: «Покупай», – отвечали они. Я их послал на нашу квартиру, где у них всё купили и заплатили, что они хотели, за что я и был бранен распорядителем наших расходов П. А. Тихменевым.
По случаю этих покупок наша лодка походила немного 30 на китайскую джонку. Вверху лежала дичь и овощи (на крышке беседки), на носу говядина, там же тлел огонь и дымилась кастрюля. Эту фламандскую картину дополняла собака, которая виляла хвостом, норовя стащить плохо положенный кусок. В одной юрте она и так отличилась: якуты не имеют ни полок, ни поставцов, как русские, и ставят свои чашки и блюда под лавкой. Они поспешили встретить нас и спрятали туда остатки своего ужина.
Пока мы усаживались, собака очистила все их чашки. «И дельно: не ставь снедь под лавку!» – заметил 40 Иван Григорьев.
Одно неудобно: у нас много людей. У троих четверо слуг.
Довольно было бы и одного, а то они мешают друг другу и ленятся. «У них уж завелась лакейская, – говорит справедливо князь Оболенский, – а это хуже всего.
655
Их не добудишься, не дозовешься, ленятся, спят, надеясь один на другого; курят наши сигары».
Сегодня, возвращаясь с прогулки, мы встретили молодую крестьянскую девушку, очень недурную собой, но с болезненной бледностью на лице. Она шла в пустую, вновь строящуюся избу. «Здравствуй! ты нездорова?» – спросили мы. «Была нездорова: голова с месяц болела, теперь здорова», – бойко отвечала она. «Какая же ты красавица!» – сказал кто-то из нас. «Ишь что выдумали! 10 – отвечала она, – вот войдите-ка лучше посмотреть, хорошо ли мы строим новую избу?»
Мы вошли: печь не была еще готова; она клалась из необожженных кирпичей. Потолок очень высок; три большие окна по фасаду и два на двор – словом, большая и светлая комната. «Начальство велит делать высокие избы и большие окна», – сказала она. «Кто ж у вас делает кирпичи?» – «Кто? я делаю, еще отец». – «А ты умеешь делать мужские работы?» – «Как же, и бревна рублю, и пашу». – «Ты хвастаешься!» Мы спросили 20 брата ее, правда ли? «Правда», – сказал он. «А мне не поверили, думаете, что вру: врать нехорошо! – заметила она.
– Я шью и себе и семье платье, и даже обутки (обувь) делаю». – «Неправда. Покажи башмак». Она показала препорядочно сделанный башмак. «Здесь места привольные, – сказала она, – только работай, не ленись; рожь славная родится, особенно озимая, конопля; и скотине хорошо – всё. Вина нет, мужик не пьет; мы славно здесь поправились, а пришли без гроша. Теперь у нас корова с теленком, лошадь; понемногу заводимся. Вот новую-то избу хотим под станок (станцию) отдать». 30 Вина в самом деле пока в этой стороне нет – непьющие этому рады: все, поневоле, ведут себя хорошо, не разоряются. И мы рады, что наше вино вышло (разбилось на горе, говорят люди), только Петр Александрович жалобно по вечерам просит рюмку вина, жалуясь, что зябнет. Но без вина решительно лучше, нежели с ним: и люди наши трезвы, пьют себе чай, и, слава Богу, никто не болен, даже чуть ли не здоровее.
Мы здесь нашли исправника. Он послал за лошадьми 40 и вперед дал знать, чтоб была подстава. Опять верхом, опять болота и топи! Утешают, что тут дорога лучше, – дай Бог! Можно, говорят, ехать верхом только верст восемьдесят, а дальше на колесах. Но лучше ли трястись на телегах, нежели верхом, – не знаю. А других экипажей
656
здесь нет. Мы сделали восемьсот верст: двести верхом да шестьсот по Мае; остается до Якутска четыреста верст.
А там Леной три тысячи верст, да от Иркутска шесть тысяч – страшные цифры! Надо спешить из Якутска сесть в лодку на Лене никак не позже десятого сентября, иначе не доберешься до Иркутска до закрытия реки.
В лесу, на тундре, 5-го сентября.