Ариша. Как сойдутся, так и фронт вспоминают. Все про войну, про бои.
Андрий. А ты думаешь, Ариша, это забудется?..
Вера запевает: «Теплый ветер дует, развезло дороги, и на Южном фронте оттепель опять…»
Стешенко (Кость Романовичу). Вот и запели… И песни у них — солдатские…
Кость Романович (Павлу). Чего зажурился, Чумаков? Не довоевал? (Стешенко.) И нам в партизанские воспоминания удариться, Иван Назарович? Рассказать им про Черный Яр?.. Нет, не надо. Отставить воспоминания!
Мусий Петрович (выпивает). Эх, хорошо пошла! Другой раз бывает как-то боком, а на женский день — пошла. (Подкручивает усы, заигрывает с сидящими возле него женщинами, запевает громко и фальшиво: «Ревэ тай стогнэ Днипр широкий». Ему никто не подтягивает.)
Баба Галька. Не трогай его, Верка, это мой кавалер.
Вера. А нехай он вам, с капустой в придачу. Навешал на бороду капусты и лезет целоваться.
Кость Романович (ко всем). Вы думаете, потому они часто фронт вспоминают, что такие уж заядлые вояки? Просто — сдрейфили перед нашими трудностями. (На Андрия.) Полковым завхозом был. Вояка! Небось ни разу и из автомата не выстрелил.
Андрий. Такое мое счастье. На самую проклятую должность угодил. А что вы думаете, покормить вовремя солдат — половина победы.
Павел. Хоть меня не позорьте, товарищ секретарь. Боевую характеристику показать?
Кость Романович. Не надо… Старые характеристики спрячьте на память. Новые будем здесь писать.
Входят Гаша и Нюрка, одетые по-дорожному: Гаша в солдатской шинели, подпоясана ремнем, с кнутом. Нюрка в стеганке и плащ-палатке.
Гаша. Добрый вечер! Приятного аппетита! Нюрка. Здравствуйте! Андрий Степанович тут? Вот вам бумажка от ихнего председателя. Еще сорок центнеров есть у них.
Кость Романович. Чего — сорок центнеров? Где вы были?
Гаша. Да ездили вот с бригадиршей в Глафировку за семенами.
Андрий (Кость Романовичу). Мы им даем ячмень на фураж, тот пригорелый, что спасли тут на пожаре, а у них овес есть лишний. (Гаше и Нюрке). А чего вы так припозднились?
Гаша. Припозднились! Что ж мы — трактором, на третьей скорости ехали, что ли? Коровы молодые, необученные. На них кричишь: «Цоб!» — а они в кручу тянут. Ни руля, ни вожжей в руках. За хвосты тянуть их, подлюк, чи за рога?
Катерина. Раздевайтесь, девчата. Садитесь к столу.
Гаша. А стали подъезжать к мосту, заяц как выскочит из бурьяна, они как хватят в сторону — и дышло поломали, и ярмо, и повозку перевернули до горы колесами. А зерно нáсыпом в коробе, без мешков. Пригоршнями собирали. Эх, работенка!.. Сказала б, да мужчины мешают.
Вера. Работенка веселая… То и нам предстоит, как выедем пахать на коровах.
Нюрка и Гаша садятся за стол.
Гаша (наливает стопку водки, выпивает). И чего правительство не выпустит такого закона, чтоб баб всех — на фронт, а мужиков — сюда?
Вера. Правильно! Хватит им уже, навоевались. Не мы с тобой, Гаша, в Верховном Совете заседаем, так бы и сделали.
Павел (Андрию, на Гашу). Трактористка?
Андрий. Была трактористкой до войны… Морская пехота. Моряк без корабля.
Вера. Что ж мы так неровно сели? Тут густо, а возле Кость Романовича пусто. Я от этих дедов к вам пересяду. Можно?
Андрий (Нюрке и Гаше). Плохая дорога?
Нюрка. Гроб! Ни саньми, ни колесами.
Гаша. Выпила молча и присказки никакой не сказала. Это коровы мне отшибли память… За что вы тут пили?
Вера. За все. За весенний сев.
Мусий Петрович. Не за то пьет казак, что есть, а за то, что будет!
Нюрка. Нельзя по такой дороге на коровах возить, тяжело, порежем их, нечем будет потом пахать. Мы уж так думали с Гашей, Андрий Степанович. Сорок центнеров, двести сорок пудов, дело небольшое — перенесем на плечах. Пятнадцать километров, туда-сюда за день можно обернуться. По пуду возьмем — и то груз. Всей бригадой выйти — за два дня семена дома будут.