Иван Гаврилович. Укоренился?
Шавров. Выдержал! Почему? Нервы берегу. И голову не перегружаю. А кабы в думки ударился — пропал бы! Мне ко всем болячкам только опыляции не хватает. Да что я, агроном, что ли? Я — по административной части. По научной я — не мастак.
Иван Гаврилович. Не мастак, верно…
Шавров (серьезно). Для дела берегу себя, не для пустяков. Для них же, для таких крикух. Насте — что? Только о том забота, чтоб свои рекорды показать. А у меня — хозяйство, махина!.. Меня, дед, колхозники любят не за опыляцию.
Иван Гаврилович. А любят-таки?..
Шавров. В прошлом году засуха маленько помешала. А в позапрошлом — война только кончилась — полмиллиона нажил!
Иван Гаврилович. Не нажил — наторговал. Потому и наторговал, что война только кончилась, цены на рынках были высокие… Давеча Силкин тут проезжал, председатель райисполкома.
Шавров. Ну?..
Иван Гаврилович. Вечером, часов в восемь. Тебя спрашивал.
Шавров. На чем ехал?
Иван Гаврилович. На тачанке. «Газик», говорит, на ремонт поставил. На вороных ехал, на этих самых припадочных, что ты ему всучил. Клял тебя — на чем свет стоит!
Шавров. Ну вот! А где ж его глаза были, когда покупал? Я и не хотел ему продавать их, от скандалу. Пристал, как репей — понравились мастью.
Полевой дорогой идет к костру Василий Черных, с вещевым мешком за плечами.
Черных. Что за люди? Пастухи? Здравствуйте.
Шавров. Здорόво. Не пастухи… А ты кто таков? Куда путь держишь?
Черных. Со станции иду, в район. (Осматривается.) Колхоз «Труд»; Его земля, да. Речка… Здесь был поворот на «Парижскую коммуну»… Где же дорога на Ракитное?..
Шавров. На Ракитное? Запахали ее, никто туда не ездит нынче… Здешний?
Черных. Здешний… Давно не был здесь. С двадцать второго июня сорок первого года… Огонька можно? (Сбрасывает с плеч вещевой мешок, присаживается к костру, прикуривает.)
Иван Гаврилович (обходит костер, всматривается). Василий Павлович!.. Товарищ Черных!.. Ты ли это?
Черных (встает). Кто?.. Дед Лыков!
Иван Гаврилович. Пришел… Эх! (Припал к плечу Черных.)
Шавров. Вон кто! (Подходит, подает руку.) Черных! Какими судьбами?
Черных. Шавров? Жив? На старом месте?
Шавров. Как дуб!
Иван Гаврилович. Василий Павлович, голубчик! Вася! Тебя ли вижу?..
Черных. А писали мне — никого нет…
Иван Гаврилович. Один остался… Пришел… Эх! Только что говорили тут с бабами о тебе. Марфа говорит: к кому он придет сюда?.. Решил навестить родные края? А может, на работу к нам, Василий Павлович? Насовсем?.. Далече жил?
Черных. На Кубани.
Иван Гаврилович. Что ж, не понравилось?
Черных. Сторона богаче нашей…
Иван Гаврилович. А потянуло на родину?
Черных. Как узнал, что у вас тут уже второй год засуха… (Указывает на вещевой мешок.) Весь — с движимым и недвижимым.
Иван Гаврилович. Совсем?.. Верно, верно, Василий Павлович! Это же твой дом. Здесь ты родился и вырос. Не только в «Парижской коммуне» люди тебя знали.
Черных (садится у костра, долго молчит). Что там сейчас?..
Иван Гаврилович. Нету нашего села… В логу, где расстреливали, — братская могила… Тебе-то, скажи, что писали? Все знаешь?
Черных. Всё…
Шавров. Где спалили села да люди остались, там уже все заново отстроили. А у вас же — строить некому. Землю вашу бывшую совхозу прирезали… В район тебе уж сегодня поздно. У нас в колхозе заночуй… Мне вот надо еще тут баб дождаться.
Иван Гаврилович. Ко мне пойдем, хозяйка пустит… Я теперь здесь живу, Василий Павлович.
Черных. У них?
Иван Гаврилович. Да, куда денешься… Хоть оно, может, и не учтиво, приютили они меня, но прямо скажу тебе, вот (на Шаврова) при нем: не то, не то! Не наш ракитинский колхоз!
Черных. О чем спорите?
Иван Гаврилович. Обо всем… О направлении жизни!
Шавров. Язва старик! Хлебом не корми, дай только кого-нибудь облаять. Ты его больше знаешь, товарищ Черных, скажи: чего он такой прилипчивый?