— Вот как!.. Был у меня — ни словом не обмолвился о семейных делах.
— И мне здесь не сказал. Оттягивал до последнего. Знала бы — я бы не ездила туда срамиться…
Мартынов взглянул на замолчавшую Борзову, увидел на ее глазах слезы.
— Не горюй! Не пропадешь без него.
— Да не горюю я! — с жаром ответила Марья Сергеевна. — Противно мне!.. Все поняла! Давно его тянет к ней, но не решался бросить меня, пока занимал такой высокий пост. Как же! Люди осудят. До обкома дойдет. Другим — пример! Руководитель должен быть безупречным в быту. Сам читал тут лекции о семье, морали. А теперь ему нечего терять!..
— Что-то не так, — сказал Мартынов. — Он ведь уверен, что недолго пробудет в опале. Говорил мне: «Рано ли, поздно — позовут меня опять на руководящую работу». Если метит снова в секретари — ему невыгодно еще чем-то замарать свою репутацию… Может быть, он в самом деле очень любит эту женщину?
— Может быть… Так бы и сказал, по-человечески. А то ведь я осталась виновата. Всем будет говорить: «Она мне первая изменила». Оправдание.
— Ты — виновата? — Мартынов остановился на дорожке.
— Помнишь, когда пришел ты к нам вечером, я сказала: «Городишко у нас такой: на одном краю чихнешь — с другого края слышишь: «Будьте здоровы!» Ему сразу донесли. Он мне тогда — ни слова. Только спросил: «Чего Мартынов приходил?» Я сказала: «Сама позвала его. Хотелось от него узнать — о чем вы все спорите».
— Ну?..
— Ну, вот тогда не ревновал, приберег до времени. А сейчас все припомнил: «Вижу, что у вас с Мартыновым пошло на лад. Как только я из дому — Мартынов на порог. Стало быть, и мне нужно подумать о другой жене». Такую сцену ревности закатил!
— Какая чепуха! — Мартынов покраснел. — Чего ж он молчал?.. Да врет он, не ревнует! Почему мне не сказал? Был в райкоме, сидели с ним на диване. Взял бы пресс-папье да стукнул меня по голове. Ишь, Отелло какой!..
— Не ревнует? — Марья Сергеевна большими серьезными глазами посмотрела на Мартынова. — И это — не от души?
Прошлись еще раз по аллее от танка до входной арки.
— А дети? — спросил Мартынов.
— Договорились так: Нина, его дочка от первой жены, осталась с ним, а малышей мне отдал. Очень просил, чтобы старший, Миша, с ним остался. Детей он любит. Я не уступила… Обещал: «Буду помогать». А зачем мне его помощь. Сама, что ли, не воспитаю их?..
Сзади послышались быстрые шаги. Звонкий голос произнес: «Разрешите присутствовать?»
— Мартынов, улыбнувшись, ответил: «Пожалуйста!» — и обернулся. Стройная черноглазая женщина, с выбившейся из-под шапочки на лоб прядью черных вьющихся волос, шутливо взяла «под козырек», сдвинула пятки валенок — щелчка не получилось.
— Пожалуйста, присутствуй. Познакомьтесь — моя жена, Надежда Кирилловна. Марья Сергеевна Борзова, бывшая Маша Громова. Я писал тебе о ней.
Женщины, пристально взглянув друг другу в глаза, не снимая варежек, обменялись рукопожатием.
— Вы только парк обошли? — сказала Надежда Кирилловна. — А я в этом городе новосел. Я тут еще ничего не видела. Пойдемте вниз, к речке, на каток.
Долго гуляли в этот день по окрестностям города Мартынов с женою и Марья Сергеевна. Побывали в логу, где лыжники прыгали с трамплина, исходили вдоль и поперек, по колено в снегу, дубовую рощу за рекой, посидели у замерзшего Сейма на бревнах, приготовленных для строительства нового моста. Марья Сергеевна узнала о жене Мартынова — кто она и что.
— Война помешала закончить институт, — рассказывала Надежда Кирилловна. — Надо было заново поступать, а я уж и не собиралась. А потом посмотрела на его литературные увлечения — думаю: может, человек на этом и свихнется, а как же я с сыном?.. Достала старые учебники, подготовилась, выдержала на второй курс. Вот — доучивалась в Краснодаре. Специальность у меня хорошая, вкусная. Садоводство и виноградарство. Только садов здесь, в районе, мало. А виноградников совсем нет. Что ж, будем разводить, товарищ секретарь, а? Или вам сейчас не до винограда? Не до жиру, быть бы живу? Пшеничку еще не научились хорошо выращивать?