26 апреля 1901 г. Ялта.
Четверг.
Собака Олька! Я приеду в первых числах мая*. Как только получишь телеграмму, тотчас же отправляйся в гостиницу «Дрезден» и узнай, свободен ли 45 номер, т. е., другими словами, займи какой-нибудь номеришко подешевле.
Часто видаюсь с Немировичем, он очень мил, не важничает; супруги его еще не видел. Я приеду в Москву главным образом за тем, чтобы гулять и наедаться. Поедем в Петровско-Разумовское, в Звенигород, поедем во все места, лишь бы хорошая погода была. Если согласишься поехать со мной на Волгу, то будем есть стерлядей.
Куприн, по-видимому, влюблен, очарован. Влюбился он в громадную, здоровенную бабу, которую ты знаешь и на которой ты советуешь мне жениться*.
Если ты дашь слово, что ни одна душа в Москве не будет знать о нашей свадьбе* до тех пор, пока она не совершится, — то я повенчаюсь с тобой хоть в день приезда. Ужасно почему-то боюсь венчания и поздравлений, и шампанского, которое нужно держать в руке и при этом неопределенно улыбаться. Из церкви укатить бы не домой, а прямо в Звенигород. Или повенчаться в Звенигороде. Подумай, подумай, дуся! Ведь ты, говорят, умная.
Погода в Ялте паршивенькая. Ветер неистовый. Розы цветут, но мало; будут же цвести богато. Ирисы великолепны.
У меня всё в порядке, всё, кроме одного пустяка — здоровья.
Горький не выслан, а арестован; держат его в Нижнем. Поссе тоже арестован*.
Обнимаю тебя, Олька.
Твой Antoine.
Вейнбергу П. И., 28 апреля 1901*
3369. П. И. ВЕЙНБЕРГУ
28 апреля 1901 г. Ялта.
28 апрель 1901.
Дорогой и глубокоуважаемый Петр Исаевич, мне было чрезвычайно приятно получить от Вас письмо, благодарю Вас от всей души. Простите, карточки у меня не было*, пришлось добывать ее, и потому я несколько промедлил ответом на Ваше письмо; да и карточка не ахти какая, я на ней в шляпе и в пальто. Ну, да беда не велика — когда буду в Петербурге, то снимусь и обменю на другую.
Я всегда глубоко уважал Вас и высоко ценил, и если бы Вы прислали мне Вашу фотографию*, то исполнили бы мое сердечное желание.
Я как будто бы и здоров, но кашляю ежедневно и не полнею и к великому огорчению моему не могу зимою жить на севере. Чувствую себя, как в ссылке. Осенью, вероятно, буду в Петербурге*.
Позвольте еще раз поблагодарить Вас и пожелать всего хорошего.
Искренно преданный
А. Чехов.
Книппер О. Л., 30 апреля 1901*
3370. О. Л. КНИППЕР
30 апреля 1901 г. Ялта.
30 апрель.
Милая моя актриса, славная Оля, я уезжаю в Форос* к Ушкову.
Будь здорова. Целую тебя крепчайше.
Твой Antoine.
Книппер О. Л., 2 мая 1901*
3371. О. Л. КНИППЕР
2 мая 1901 г. Ялта.
2 май.
Милая моя дуся, я переночевал в Форосе только одну ночь, соскучился там и заболел. А сегодня, как нарочно, холодно, облачно. Я сижу у себя в кабинете безвыходно и, за неимением других занятий, занимаюсь только тем, что думаю и кашляю. Не сердись на меня, дуся, за такое мое поведение, не наказывай меня невеселыми мыслями. Скоро, скоро увидимся. Я выеду из Ялты 5 мая или, самое позднее, — 10-го*, смотря по погоде. Затем поедем на Волгу, одним словом, будем делать всё, что ты только пожелаешь. Я в твоей власти.
Если ты выйдешь за Вишневского* когда-нибудь, то не по любви, а из расчета. Рассудишь, что малый он ничего себе, и выйдешь. Очевидно, он рассчитывает на то, что скоро ты овдовеешь, но скажи ему, что я, на́зло, оставлю завещание, в котором запрещу тебе выходить замуж.
Дуся моя славная, Оля, как бы ни было, скоро мы увидимся, поговорим обо всем. Теперь вечер, и мне стало лучше, чем было утром и днем. В Москву я приеду, вероятно, утром, так как с 4 мая станет ходить курьерский поезд. Пришлю телеграмму.
Веди себя хорошо. Если май будет холодный, то на Волгу поедем в первых числах июня. Из Ярославля? А почему не из Нижнего? Хорошие пароходы начинают ходить только от Нижнего — кажется, так. Ну, да обсудим всё, когда увидимся.
До свиданья, собака!
Твой Antoine.
Куприн, про которого ты спрашиваешь, ночует у себя на квартире, но живет у нас*. Васильева завтра уезжает, Арсений чистит сюртуки ежедневно, Каштанка выздоравливает, ем я с аппетитом, а сегодня без аппетита — вот ответы на твои вопросы. Что касается великой княгини*, то передай ей, что быть у нее я не могу и никогда она меня не увидит; если же выйдет какой-нибудь скандал, например с паспортом, то я пошлю к ней тебя.
Кони А. Ф., 2 мая 1901*
3372. А. Ф. КОНИ
2 мая 1901 г. Ялта.
2 апрель 1901.
Многоуважаемый Анатолий Федорович!
Я уезжал в Форос и вернулся больным, так что поездка в Гурзуф едва ли могла бы состояться в четверг. К тому же погода холодная и похоже на дождь. Поедемте в субботу или в любой день после субботы*, в тихую солнечную погоду. Если будет пыльно, то не согласитесь ли Вы поехать на катере*, который идет до Гурзуфа только 30–40 минут? В тихую погоду это была бы чудесная прогулка.
Желаю Вам всего хорошего, а главное — теплой погоды. Надоел холод ужасно.
Искренно преданный
А. Чехов.
Меньшикову М. О., 4 мая 1901*
3373. М. О. МЕНЬШИКОВУ
4 мая 1901 г. Ялта.
5 май 1901.
Дорогой Михаил Осипович, я рассчитывал выехать в Москву к 5 мая, но — увы! — заболел, сижу в Ялте, кашляю и не знаю, когда я выеду. Вероятно, в Москве буду после 10-го мая или после 12-го* и, как только приеду туда, тотчас же сообщу Вам. Поговорим насчет Вашего водворения в «Новом времени»*, пока же скажу только, что там, т. е. в «Новом времени», только один Суворин литературен и иногда даже порядочен, всё же остальное это арестантские роты*, которые выживут или, вернее, выжмут Вас из своей среды, если Вы окажетесь неподходящим. Уж лучше бы Вы, в «Россию» шли или основали свою собственную большую газету*. Ну, да поговорим обо всем этом при свидании, а пока крепко жму руку и желаю всего хорошего.
Вы пишете: «Посылаю опыт работы Яшиной»*. Такового опыта я не получил. Очевидно, Вы забыли приложить.
Поклон нижайший Яше и Лидии Ивановне.
Ваш А. Чехов.
На конверте:
Царское Село. Михаилу Осиповичу Меньшикову.
Магазейная, д. Петровой.