Шесть часов утра. Впервые: Москва, 1958, № 3.
Комментарий автора: «Написано в Переделкине в 1957 году».
Московские липы. Впервые: Огниво. М., 1961.
Комментарий автора: «Написано в 1957 году в Москве».
Зима. Впервые: Огниво. М., 1961.
Комментарий автора: «Написано в 1957 году в Москве. Чуть-чуть не было исключено из “Огнива” из-за последней строфы, ради которой и написано все стихотворение».
«Птица спит, и птице снится...». Впервые: Литературная газета, 1968, 24 июля.
Комментарий автора: «Написано в 1957 году в Москве».
Притча о вписанном круге. Впервые: Дорога и судьба. М., 1967.
Кристаллы. Впервые: Юность, 1965, № 10.
Комментарий автора: «Написано в 1958 году в Москве. Стихотворение — пример исследования с помощью моей системы, с включением правил стихосложения в их классической форме. Это стихотворение могло бы быть более четким, более убедительным, если бы заменить две первых строки последней строфы, как и предлагал мой редактор. Но оказалось, что этого почему-то сделать нельзя, и я пожертвовал логикой и законченностью. Эта логика и законченность есть в моих вариантах».
Ледоход. Впервые: Сельская молодежь, 1965, № 4.
Комментарий автора: «Стихотворение написано в 1958 году в Москве».
«Вот солнце в лесной глухомани...». Впервые: Знамя, 1965, № 3.
Комментарий автора: «Написано в 1958 году в Москве».
Тропа. Впервые: Знамя, 1966, № 7.
Комментарий автора: «Написано в 1958 году в Москве. Принадлежит к “постколымским” стихам и к “постколымским” настроениям».
«Взад-вперед между кручами...». Впервые: Знамя, 1966, № 7.
Черский. Впервые: Огниво. М., 1961.
Комментарий автора: «Написано в 1958 году в Москве. Первые две строфы и последняя — строфы старого стихотворения. Только надо “багровый”, а не “пурпурный” по звуковым соображениям. Одно из “постколымских” стихотворений, долг Черскому, на могиле которого я бывал (проезжая мимо)».
За брусникой. Впервые: Литературная газета, 1968, 24 июля.
Комментарий автора: «Написано в 1958 году в Москве. Относится к “постколымским”.
Заросли стланика обманчивей любого леса, все поляны там похожи одна на другую, и очень трудно ходить по таким горным скатам и не заблудиться. Местные жители — якуты — так же бродят, теряя дорогу в стланике, как и мы, горожане, жители центра страны. Мне случалось спрашивать об этом якутов. Старики говорят: “Просто у якутов больше терпения, чем у русских. Мы с детства выучены ждать, пока стланик не кончится, он обязательно кончается. Или выходим на ручей и не теряем ручья”».
«Гиганты детских лет...». Впервые: Юность, 1969, № 3.
Комментарий автора: «Написано в 1958 году в Москве. Из “постколымских” стихотворений».
«Огонь — кипрей! Огонь — заря!..». Впервые: Знамя, 1968, № 12.
Комментарий автора: «Написано в Москве в 1958 году. Одно из “постколымских” стихотворений, с желанием понять суть Дальнего Севера, немного отступая по времени».
Сестре. Впервые: Точка кипения. М., 1977.
Круговорот. Впервые: Дорога и судьба. М., 1967.
Лунная ночь. Впервые: Огниво. М., 1961.
Комментарий автора: «Написано в 1958 году в Сухуми. Из моих “морских тетрадей”».
«Это чайки с высоты...». Впервые: Московские облака. М., 1972.
Комментарий автора: «Написано в 1958 году в Москве».
Приморский город. Впервые: Огниво. М., 1961.
«Куда идут пути-дороги!..». Впервые: Юность, 1965, № 10.
Виктору Гюго. Впервые: Огниво. М., 1961.
Комментарий автора: «Стихотворение написано в 1958 году и даже косвенного отношения к Дальнему Северу не имеет, как сочла В. М. Инбер в своей рецензии на сборник “Шелест листьев”. Однако в этом стихотворении закреплена очень важная подробность моей жизни. Я родился в Вологде и провел там детство и юность. Вологда — особый город России. Царское правительство в течение столетий поколение за поколением ссылало в Вологду революционеров. Оседавшие там приезжавшие или привезенные, уезжавшие или увезенные ссыльные постепенно <подняли> нравственный климат города, его культурные запросы и вкусы.
“Эрнани” Виктора Гюго — моя первая встреча с театром. Для этой первой встречи отец мой выбрал драматурга, в возвышенном образе мыслей которого отец не сомневался. Значение первого удара в детскую душу такого сильнейшего рода искусства, как театр, — было отцом учтено. В годы гражданской войны в Вологде шли гастроли знаменитого русского трагика Н. П. Россова — одного из последних могикан театрального романтизма. Актер и режиссер театра Шекспира, Шиллера и Гюго был уже седым стариком. В “Эрнани” Россов играл девятнадцатилетнего короля Карла. Я был потрясен театром. Впоследствии мне удалось прочесть замечание Анатоля Франса по адресу Виктора Гюго: “Гюго жил и умер мальчиком с церковного клироса”. Франс, много меньшего таланта в масштабе, чем Гюго, развязно похлопывал по плечу романтика драматурга.