Всю силу ревности моей
И к дереву и к ветру
Своим безмолвием залей,
Своим блаженным светом.
И ветер рвет твои чулки
С веревки возле дома.
И, как на свадьбе, потолки
На нас крошат солому.
* * *
Неосторожный юг
Влезает нам в тетради
И солнцем, как утюг,
Траву сырую гладит...
Свет птичьего пера,
Отмытого до блеска,
И дятла-столяра
Знакомая стамеска.
Проснувшихся стихов
И тополей неспящих,
Зеленых языков,
Шуршащих и дразнящих,
Мой заоконный мир,
Являйся на бумагу,
Ходи в тиши квартир
Своим звериным шагом.
Иль лебедем склонись,
Как ледяная скрипка,
С небес спускаясь вниз
Размеренно и гибко.
Вся комната полна
Таким преображеньем,
И ночи не до сна
От слез и напряженья.
Но в мире место есть,
Где можно спозаранку
Раскинуть эту смесь,
Как скатерть-самобранку.
* * *
Какой заслоню я книгой
Оранжевый небосвод,
Свеченье зеленое игол,
Хвои заблестевший пот,
Двух зорь огневое сближенье,
Режущее глаза.
И в капле росы отраженье
Твоей чистоты, слеза.
* * *
Я разорву кустов кольцо,
Уйду с поляны.
Слепые ветки бьют в лицо,
Наносят раны.
Роса холодная течет
По жаркой коже,
Но остудить горячий рот
Она не может.
Всю жизнь шагал я без тропы,
Почти без света.
В лесу пути мои слепы
И неприметны.
Заплакать? Но такой вопрос
Решать же надо.
Текут потоком горьких слез
Все реки ада.
* * *
Ведь только длинный ряд могил —
Мое воспоминанье,
Куда и я бы лег нагим,
Когда б не обещанье
Допеть, доплакать до конца
Во что бы то ни стало,
Как будто в жизни мертвеца
Бывало и начало.
* * *
Приподнятый мильоном рук,
Трепещущих сердец
Колючей проволоки круг,
Терновый твой венец.
Я все еще во власти сна,
Виденья юных лет.
В том виновата не луна.
Не лунный мертвый свет.
Не еле брезжущий рассвет,
Грозящий новым днем,
Ему и места даже нет
В видении моем.
Лично и доверительно
* * *
Я, как Ной, над морской волною
Голубей кидаю вперед,
И пустынною белой страною
Начинается их полет.
Но опутаны сетью снега
Ослабевшие крылья птиц,
Леденеют борта ковчега
У последних моих границ.
Нет путей кораблю обратно,
Он закован навек во льду,
Сквозь метель к моему Арарату,
Задыхаясь, по льду иду.
* * *
Бог был еще ребенком, и украдкой
От взрослых Он выдумывал тайгу:
Он рисовал ее в своей тетрадке,
Чертил пером деревья на снегу,
Он в разные цвета раскрашивал туманы,
Весь мир был полон ясной чистоты,
Он знать не знал, что есть другие страны,
Где этих красок может не хватить.
Он так немного вылепил предметов:
Три дерева, скалу и несколько пичуг.
Река и горные непрочные рассветы —
Изделье тех же неумелых рук.
Уже не здесь, уже как мастер взрослый,
Он листья вырезал, Он камни обтесал,
Он виноградные везде развесил гроздья,
И лучших птиц Он поселил в леса.
И, надоевшее таежное творенье
Небрежно снегом закидав,
Ушел варить лимонное варенье
В приморских расписных садах.
Он был жесток, как все жестоки дети:
Нам жить велел на этом детском свете.
* * *
Живого сердца голос властный
Мне повторяет сотый раз,
Что я живу не понапрасну,
Когда пытаюсь жить для вас.