Фортинбрас
Ходят взад-вперед дозоры,
Не сводя солдатских глаз
С дальних спален Эльсинора,
Где ночует Фортинбрас.
Королевские террасы
Темный замысел таят,
Здесь, по мненью Фортинбраса,
В каждой склянке налит яд.
Здесь фамильные портреты,
Притушив тяжелый взгляд,
Поздней ночью с датским ветром
Об убийстве говорят.
В спальне на ночь стелет шубу
Победитель Фортинбрас
И сует усы и губы
В ледяной прозрачный квас.
Он достиг заветной цели,
Все пред ним склонились ниц
И на смертных спят постелях
Восемь действующих лиц.
Он не верит даже страже,
Сам выходит на балкон.
И готов с любым миражем
Завести беседу он.
Он не будет слушать глупых
Увещаний мертвеца,
Что́ ему наследство трупов,
Страсти сына и отца.
Что́ ему цветы Офелий,
Преступления Гертруд.
Что́ ему тот, еле-еле
Сохранивший череп шут.
Он не будет звать актеров,
Чтоб решить загадку ту,
То волнение, в котором
Скрыла жизнь свою тщету.
Больше нет ни планов адских,
Ни высоких скорбных дум,
Все спокойно в царстве датском,
Равномерен моря шум.
Фортинбрас идет обратно,
Потушив огонь свечи.
На полу, чертя квадраты,
Скачут лунные лучи.
Кто же тронул занавеску,
Кто прижался у стены,
Озарен холодным блеском
Наблюдательной луны?
Кто сумел войти в покои
И его развеял сны
Нарушителем покоя
Покорителя страны?
Чья-то речь, как волны, бьется,
Как морской прибой шумит,
И над ухом полководца
Чей-то голос говорит:
«Ты пришел за древним троном
В самый знатный из дворцов,
Ты спешил почтить поклоном
Неостывших мертвецов.
Знаю, ты боишься смерти,
Не солдатской, не простой
И не той, что жаждут черти
За могильною чертой.
Ты боишься смерти славы,
Смерти в памяти людей —
Где частенько прав неправый
И святым слывет злодей.
Только я даю бессмертье,
Место в вечности даю.
Запишу сестру Лаэрта
В Книгу Светлую мою...
Год пройдет — не будет флага,
Фортинбрасова значка,
Но отравленная шпага
Проблестит еще века.
Лишь свидетельство поэта,
Вдохновенного творца —
Книга Жизни, Книга Света
Без предела и конца.
Может быть, язык библейский
В совершенстве простоты,
Суете, вполне житейской,
Дал значенье и мечты.
Подчинить себе я властен,
Мудреца и дурака,
Даже тех, кто не согласен
Уходить со мной в века.
Разбегутся сны и люди
По углам музейных зал,
Даже те, кто здесь о чуде
Никогда и не мечтал.
Может быть, глаза портретов
Старых рыцарских времен
Шлют проклятие поэтам,
Разбудившим вечный сон.
Может, им не надо славы,
Их пугает кисть и стих,
Может быть, они не вправе
Выдать горестей своих.
Но художника ли дело
Человеческий покой,
Если чувство завладело
Задрожавшею рукой.
Даст ответ не перед веком,
Перед собственным судом —
Почему завел калеку
В королевский пышный дом...
Ты в критическом явленье
В пьесу ввел свои войска,
Создавая затрудненье
Для финального стиха.
Без твоих военных акций
Обойдется наш спектакль.
Я найду других редакций
Черновой последний акт.
Все, что сказано на сцене,
Говорилось не тобой,
Не тебе шептали тени,
Что диктовано судьбой.
Знай, что принца монологи
И отравленная сталь
Без тебя найдут дорогу
В расколдованную даль,
Если совести поэта
Доверяешь жизнь и честь,
Если ждешь его совета,
Ненавидя ложь и лесть...