Твое гнездо, квартира,
Откуда видишь ты
Не меньше чем полмира
С надменной высоты.
Ты греешь камень мертвый
Своим живым теплом,
И когти твои стерты
Об острый камнелом.
От суетной столицы
За десять тысяч верст
Твое гнездо, орлица,
Почти у самых звезд.
Роща
Еще вчера, руками двигая,
Листвы молитвенник листала.
Еще казалась вещей книгою
Без окончанья и начала.
А нынче в клочья книга порвана,
Букварь моей начальной школы,
И брошена на тропы черные
В лесу, беспомощном и голом.
И дождик пальцами холодными
Перебирает листья хмуро,
Отыскивая темы модные,
Пригодные литературе.
А листья письмами подметными
Дрожат у отсыревшей двери,
Стучат в ночные стекла потные,
Шуршат и молят о доверье.
В окно увижу муки дерева,
Морозом скрюченные кисти,
Ему когда-то люди верили,
Его выслушивая листья.
Я трону мышцы узловатые
Измученного исполина
И преждевременно горбатую,
Ветрами согнутую спину.
Я верю, верю в твердость мускулов,
Живой наполненную силой,
Не знающей ни сна, ни устали
И не боящейся могилы.
* * *
Я жив не единым хлебом,
А утром, на холодке,
Кусочек сухого неба
Размачиваю в реке...
* * *
Цепляясь за камни кручи,
Закутанные тряпьем,
Мы шьем на покойников тучи,
Иголками хвои шьем.
И прямо около дома,
Среди предгрозовой мглы,
Порожние ведра грома
Бросаем вниз со скалы.
Гомер
Он сядет в тесный круг
К огню костра меж нами,
Протянет кисти рук,
Ловя в ладони пламя.
Закрыв глаза и рот —
Подобье изваянья,
Он медленно встает
И просит подаянья.
Едва ли есть окрест
Яснее выраженья,
Чем этот робкий жест
Почти без напряженья.
С собой он приволок
Заржавленную банку,
Походный котелок —
Заветную жестянку.
Изгибы бледных губ
В немом трясутся плаче.
Хлебать горячий суп —
Коварная задача.
Из десен кровь течет,
Разъеденных цингою, —
Признанье и почет,
Оказанный тайгою.
Он в рваных торбасах,
В дырявых рукавицах,
И в венчиках-слезах
Морозные ресницы.
Стоит, едва дыша,
Намерзшийся калека,
Поднимет не спеша
Морщинистые веки.
Мирская суета —
Не веская причина
Хранить молчанье рта,
Зажав его морщины.
И в голосе слышна
Пронзительная сила,
И пенная слюна
В губах его застыла.
Он — музыка ли сфер
Гармонии вселенной?
Бродячий Агасфер,
Ходячий труп нетленный.
Он славит сотый раз
Паденье нашей Трои,
Гремит его рассказ
О подвигах героя.
Гремит его рассказ,
Почти косноязычный,
Гудит охрипший бас,
Простуженный и зычный.
А ветер звуки рвет,
Слова разъединяя,
Пускает в оборот,
В народ перегоняя.
То их куда-то вдаль
Забрасывает сразу,
То звякнет, точно сталь,
Подчеркивая фразу.
Что было невпопад
Иль слишком откровенно,
Отброшено назад,
Рассеяно мгновенно.
Вокруг гудит оркестр
Из лиственниц латунных,
Натянутых окрест,
Как арфовые струны.
И ветер — вот арфист,
Артист в таком же роде,
Что вяжет вой и свист
В мелодию погоды.
Поет седой Гомер,
Мороз дерет по коже.
Частушечный размер
Гекзаметра построже.
Метелица метет
В слепом остервененье.
Седой певец поет
О гневе и терпенье.
О том, что смерть и лед
Над песнями не властны.
Седой певец поет,
И песнь его — прекрасна.