Выбрать главу

В таких делах Синицына всецело полагалась на опытность своего друга, почему и не сочла нужным подать какой-либо реплики.

– Вот что, – предложил тогда Иван, – ты иди направо, а я налево, или, как хочешь – можно наоборот…

Обыкновенно молчание является знаком согласия, но рабфаковец, вопреки смыслу мудрой пословицы, решил, что Синицына на этот раз промолчала потому, что была несогласна.

– Ну, ладно, – быстро уступил он, вспомнив, что существует еще его наблюдательность и возможность в связи с этим третьего исхода. Прожектор фонаря он направил себе под ноги. Прямехонько им навстречу шли по пыльной дорожке две пары следов, шли из левого хода. Правый хранил в девственной чистоте пыльную пелену невинности.

– Ну, сугубая осторожность, – предупредил Иван, – иди сзади…

Теперь они подвигались вперед, тщательно осматривая пол, потолок и стены.

Гранитный переулок скоро остался позади. Они уже находились под тем треугольником зданий, который выходит ломаной гипотенузой на Спиридоновку, а двумя катетами на Гранатный и Георгиевскую. Иван внезапно остановился, даже несколько попятился. Синицына, влетев носом в широкую спину, пустила из глаз сначала искры, потом две-три слезинки… Рабфаковец погасил фонарь.

– Ни одного сантиметра, – прошептал он, – замри…

Только по прошествии неопределенного количества времени Синицына услышала то, к чему ее товарищ прислушивался: заглушенное расстоянием бурчание голосов впереди.

– Дальше ты не пойдешь, – категорически прошептал Иван. – Нужна дьявольская осторожность, а твоя юбка… – он не кончил, потому что решил, что достаточно и сказанного.

Когда Синицына безмолвно, но горячо запротестовала, он на мгновение открыл свет и показал в полуаршине от себя тонкую черную нитку, тянувшуюся поперек хода на уровне колен.

– Я перелезу, – умоляюще прошептала Синицына.

– Ты не перелезешь, – безапелляционно возразил Иван.

– Тогда я подлезу…

– И не подлезешь…

Он пустил сноп лучей на опасное место и, как кенгуру, ловко перескочил нитку.

– Сиди и жди, – последовал затем совет, – без моего сигнала не являйся…

Синицына осталась одинокой в жуткой тьме.

Изредка пользуясь фонарем, Иван крался по коридору, все более и более принимавшему форму узкой расщелины. Он опасался новой нитки или какого иного сигнального прибора, ведущего в помещение разговаривающих. И опасался не напрасно. Вторая нитка, натянутая на уровне носа, попалась шагов через двадцать… Отсюда разговор принимал уже более материальную слышимость. А спустя две минуты можно было остановиться.

– Вы счастливо отделались! – произнес с восхищением, как показалось рабфаковцу, дурашливо-тонкий голос.

– Было очень трудно, но не настолько, чтобы задержать меня, – отвечал презрительно стальной голос.

– И подумать только! – воскликнул третий голос, принадлежавший, судя по тембру его, некоему мечтателю. – И подумать только: с шестого этажа на пятый, с пятого через всю улицу на второй, а отсюда прямо в автомобиль… Вы, Борис Федорович, вы… в восторг меня приводите. Вы… мне гораздо более нравитесь, чем шоколад фабрики Миньон, который… по чести говоря, я обожаю… именно обожаю… А вас, Борис Федорович, я, прямо-таки, по чести говоря… боготворю…

– Глупости… – пробурчал глухо четвертый голос. – Глупости говорите, милейший… К делу нужно. К делу…

– Да! – подхватил стальной голос. – Приступим к делу!..

«К делу, так к делу», – молчаливо отозвался рабфаковец, делая еще несколько шагов вперед, и уперся в холодный металл плиты, отгораживающей неизвестных от коридора. Плита была приперта изнутри, – когда рабфаковец с револьвером наготове осторожно налег на нее, она не поддалась.

– Дела обстоят не скажу, что блестяще, – начал тот, кто имел стальной голос и которого назвали Борисом Федоровичем. – Брат мой, посланный мной утром на слежку, не знаю, каким порядком, попал в Чеку. Трицератопс разбился насмерть, неудачно прыгнув. Я еле передвигаю ноги… Квартира моя занята чекистами… Всю эту мерзость создал нам известный вам рабфаковец…

«Позвольте представиться», – смеялся в душе Безменов, хорошо понимая, про кого они говорят.

– …Сегодня он доживает свои последние часы… – продолжал Борис Федорович. – Мы очень удачно собрались: с минуты на минуту его должны сюда привести… Он этой ночью собирался навестить дьякона, которого у нас из-под носа выкрал англичанин. Я послал для поимки его двух надежных молодцов…