Но сам слыхал я погребальный хор
и плач по тебе, и пленный сказал нам…
Аэций.
Король визиготов – Теодорик
от ран скончался, его хоронили.
А я, прости мне! – что делать? – жив.
Атилла (в бешенстве).
Ты смеешься надо мной… ты смеешь?
Ты подслушал, как я о тебе говорил?
Я могу повторить: ты ста тысяч стоишь,
и одним ударом меча сейчас
сто тысяч голов с твоих плеч долой!
На – меч, защищайся!
Отстегивает меч с правого бока, бросает Аэцию. Вынимает меч из левых ножен, нападает.
Аэций (не поднимая меча, отступает).
Атилла. Меча моего боишься? Уходишь… Трус!
Аэций (в один прыжок хватает меч, вытащил, опять бросил).
Когда-то давно ты мне дал приют,
не могу на тебя руки поднять.
Если можешь – убей, не двинусь!
Атилла (замахнулся мечом, колеблется, опустил).
Прости, дай руку. Я рад, что ты жив,
не забыл я, как жизнь ты мне спас в бою.
Говори, зачем пришел ко мне?
Аэций.
Ты знаешь сам: сейчас победа
пока ничья. Не хмурься: верно.
Так вот пришел я предложить –
уйдем домой, и ты, и я,
уйдем, пока еще не поздно.
Атилла.
Как? Мне – теперь уйти?
Уйти и мир оставить прежним?
Аэций.
А разве не прекрасен мир?
Поедем в Рим со мной – увидишь:
под синим небом белые дворцы,
в дворцах поэты, флейты, пурпур, смех,
вино, огни, картины, книги, мрамор…
Под пурпурными парусами Рим
плывет галерой, полною сокровищ,
и хочешь ты ее пустить ко дну?
Атилла.
Ты только вверх глядишь, на паруса:
взгляни-ка вниз! Взгляни, и ты увидишь –
глаза сверкают волчьими огнями,
и люди на цепи, как псы, как звери,
всю жизнь гребут, согнувшись…
Впрочем, что ж:
ведь там не римляне, не люди – значит –
о них зачем и говорить!
Аэций.
Нет, будем говорить: о людях,
о них забыл не я, а ты!
Сто тысяч мертвых там уже лежат,
сердец, дыханий, глаз, отцов, мужей,
сто тысяч жизней – или это мало?
Иль хочешь ты их миллионы?
Атилла.
Нет, я хочу, чтоб жили все.
Аэций.
Атилла.
Нет, до конца война.
Ты слышал: я хочу, чтоб жили все.
Теперь живут твои сто тысяч римлян,
а миллионы их везут в галере
и дохнут там, внизу… Ты понял…
хочу, чтоб жили и они.
Аэций. И это твой ответ?
Атилла. Да.
Аэций.
Ну, что же, значит, встретимся в бою…
Атилла.
Издали неясные крики.
Постой, неладно что-то…
Проснулись в лагере, кричат…
Оногост (входя). Ну, совсем взбеленились! Взбрело им в башку, будто тут, в нашем стане, Аэций… Я и так и эдак, никак: пойди, уйми их.
Атилла.
Оногост уходит.
(Аэцию). Вот мой перстень:
его все знают, кто его покажет,
того пропустят… Иди немедля.
Уходит. За ним тенью Камель. Аэций отдергивает занавес вежи. Камель возвращается и прячется около вежи.
Ильдегонда. Аэций, как ты сюда попал?
Аэций (торопливо). Вот перстень Атиллы. С ним пройдешь, тебя пропустят. Накинь мой плащ – и беги скорей, пока он не вернулся.
Камель, высунувшись, прислушивается, сейчас прыгнет, нож в руке.
Ильдегонда (накинула плащ, колеблется). Нет, возьми.
(Она отдает перстень и плащ Аэцию.)
Я не раньше уйду,
чем Атилле все заплачу сполна
за себя, за отца, за Вигилу, за Рим.
Аэций.
Он вернется и бросит тебя на ложе.
Ведь ты безоружна. Он сильней…
Ильдегонда.
А змея безоружна? Я буду змеей:
раздвоится, станет змеиным язык.
Из себя я улыбку выжму, как яд…
Я сумею его обмануть…
Камель скрывается.
Аэций (увидев вдали Атиллу – Ильдегонде). Атилла! Говори скорее: ты хочешь, чтоб жил Вигила – или чтобы он умер?
Ильдегонда.
Чтобы… Нет! Чтоб он молчал!..
Чтобы жил!.. Подожди!
Аэций задергивает занавес, быстро уходит. Возле вежи – Атилла, перед ним Камель.
Камель. Остановись, ты должен узнать…
Атилла (с угрозой). Отойди от меня. Слышишь?
Камель отходит в сторону. Атилла входит в вежу.
Ильдегонда. Вигила еще жив?
Атилла (сурово). Да, но умрет. Скоро.
Ильдегонда.
Скорее! Скорее! Скажи, чтоб сейчас же!
Атилла.
Ильдегонда.
Я хочу, чтоб не жил ни минуты!
И его я могла любить?
Атилла (понемногу мены тон). А теперь?
Ильдегонда. Ненавижу!
Атилла. И любить? Мне это знакомо.
Ильдегонда. И мне.
Атилла.
И тебе? (Вглядывается, резко.)
Довольно. Ложись!