Метелкин. Черт его возьми, Геннадий Панфилыч.
Геннадий. Ну что квакаешь, как попугай? Делай доклад.
Метелкин. Слушаю. Задник «Марии Стюарт» лопнул, Геннадий Панфилыч.
Геннадий. Я, что ли, тебе задники чинить буду? Лезешь с пустяками. Заштопать!
Метелкин. Он весь дырявый, Геннадий Панфилыч. Намедни спустили, а сквозь него рабочих на колосниках видать...
На столе звенит телефон.
Геннадий. Заплату положи. (По телефону.) Да? Театр. Контрамарок не даем. Честь имею. (Кладет трубку.) Удивительное дело. В трамвай садится, небось, он у кондукторши контрамарку не просит, а в театр почему-то священным долгом считает ходить даром. Ведь это нахальство. А? Нахальство?
Метелкин. Нахальство.
Геннадий. Дальше!
Метелкин. Денег пожалте, Геннадий Панфилыч, на заплату.
Геннадий. Сейчас отвалю. Червонцев сорок, как этому гусю уже отвалил. Возьмешь, вырежешь...
Телефон.
Да. Контрамарок не даем. Да. (Кладет трубку.) Вот типы! Возьмешь...
Телефон.
Ах, чтоб тебе треснуть... Что? Никому не... Виноват... Евгений Ромуальдович? Не узнал голоса. Как же... С супругой? Очаровательно. Прямо без четверти восемь пожалуйте в кассу... Всего добренького. (Вешает трубку.) Метелкин, будь добр, скажи кассиру, чтобы загнул два кресла во втором ряду этому водяному черту.
Метелкин. Это кому, Геннадий Панфилыч?
Геннадий. Ну заведующему водопроводом.
Метелкин. Слушаю.
Геннадий. Возьмешь, стало быть... (Задумчиво.) «Иоанн Грозный» больше не пойдет... Стало быть, вот что. Возьмешь ты, вырежешь подходящий кусок. Понял?
Метелкин. Понятно. (Кричит.) Володя. Возьмешь из задника у «Ивана Грозного» кусок, выкроишь из него заплату в «Марию Стюарт». Не пойдет «Иван Грозный»... Запретили!.. Значит, есть за что... Какое тебе дело?..
Геннадий. Еще что?
Метелкин. Велите вы кадристам, Геннадий Панфилыч, ведь это безобразие! Они жабами лица вытирают!
Геннадий. Ничего не понимаю.
Метелкин. Выдал я им жабы на «Горе от ума», а они ими вместо тряпок грим стирают.
Геннадий. Ах, бандиты! Ладно, я им скажу.
Телефон звенит.
(Не снимая трубки.) Никому контрамарок не даем!!
Телефон умолкает.
Ступай.
Метелкин. Слушаю. (Уходит.)
Геннадий. Первый час. Но если, дорогие граждане, вы желаете знать, кто у нас в области театра главный проходимец и бандит, я вам сообщу: это Васька Дымогацкий, который пишет в разных журнальчиках под псевдонимом Жюль Верн. Но вы мне скажите, товарищи, чем он меня опоил? Как я мог ему довериться?
Метелкин (быстро входит). Геннадий Панфилыч! Пришел!
Геннадий (хищно). А! Зови его сюда, зови!
Метелкин. Пожалуйте. (Уходит.)
Дымогацкий (с грудой тетрадей в руках). Здравствуйте, Геннадий Панфилыч.
Геннадий. А, здравствуйте, многоуважаемый товарищ Дымогацкий, бонжур, мсье Жюль Верн!
Дымогацкий. Вы сердитесь, Геннадий Панфилыч?
Геннадий. Что вы? Что вы! Я сержусь? Хи-хи! Я в полном восторге!
Дымогацкий. Болен я был, Геннадий Панфилыч! Ужас! Ужас...
Геннадий. Скажите пожалуйста?.. Ах... ах... Скарлатиной?
Дымогацкий. Жесточайшая инфлуенца, Геннадий Панфилыч.
Геннадий. Так, так...
Дымогацкий. Вот, я принес, Геннадий Панфилыч.
Геннадий. Какое у нас сегодня число, гражданин Дымогацкий?
Дымогацкий. Восемнадцатое по новому стилю.
Геннадий. Совершенно верно. А вы дали честное слово, что пьесу доставите пятнадцатого!
Дымогацкий. Всего три дня, Геннадий Панфилыч.
Геннадий. Три дня! А вы знаете, что за эти три дня произошло? Савва Лукич в Крым уезжает! Завтра в одиннадцать часов утра.
Дымогацкий. Да что вы?!
Геннадий. Вот вам и «да что вы». Стало быть, ежели мы сегодня ему генеральную не покажем, то получим вместо пьесы кукиш. Вы мне, господин Жюль Верн, сорвали сезон. Я, старый идеалист, поверил вам. Когда вы аванс в 400 рублей тяпнули, у вас небось инфлуенцы не было по новому стилю. Я на декорации потратился! Производственный план сломал! Так поступатели не пи... Так писатели не поступают, дорогой гражданин Жюль Верн!