Как только прочтешь, то напиши свой чистосердечный отзыв и, конечно, не скрывай от меня, если работа будет нехороша, я верю твоей искренности, Шура; я слыхал о большом бюрократизме в редакции, где рукописи тонут в портфелях, тем более что редакции завалены ими в связи с походом ударников в литературу.
Ты писала о товарище Романе, если он действительно пожелает отдать свое время на просмотр работы, это будет хорошо.
Шурочка, если ты не сможешь продвинуть в редакции просмотр моей работы или вообще с этим делом будут большие затруднения, то, ознакомившись с работой, прошу переслать ее мне. Я буду сам начинать «хождение по мукам».
Всего несколько дней, как я выбрался из тяжелого недуга. Мое физическое состояние надавило на девятую главу тяжелым прессом. Она получилась не так, как я хотел.
Она должна быть шире и полнее и вообще должна быть ярче. Но, Шурочка, разве хоть один товарищ писал в такой обстановке, как я? Наверно, нет.
У нас в комнате сейчас 8 человек. Мама тяжело переболела и сейчас ходит еле-еле. У Раи на фабрике прорыв, так что дни и ночи ее проходят там. В этом же оправдание ее молчания. Уходит в 6 ч. утра и приходит в 2 час[а] ночи.
Несмотря на то, что писем тебе не пишем часто, все же тебя никто из нас не забывает и шлют свои приветы.
Итак, Шурочка, через несколько дней, в крайнем случае через две недели, ты получишь мою работу. Я буду с нетерпением ждать от тебя писем с отзывом о ней.
Я очень критически отношусь к написанному, где много недостатков, но ведь это моя первая работа. Если ее не угробят по первому разряду, если она не окажется литературно неценной, то это будет для меня революция.
Итак, милый товарищ, жму крепко твои руки. Письма с рукописью не буду посылать. Смотри же, не забудь, что я с большим нетерпением буду ожидать твоего отзыва.
Твой Николай Островский.
Москва, 25 октября 1931.
71 А. А. Жигиревой
16 ноября 1931 года, Москва.
Милая Шурочка!
Наконец-то просмотрел рукопись и посылаю тебе ее для просмотра и для вынесения приговора о ней знающими людьми. В общем, сделай все, о чем я просил тебя в предыдущих письмах. Буду ждать результата с нетерпением.
В скором времени напишу тебе большое письмо. Сейчас молчу, так как сильно устал.
Привет тебе от всех моих домашних. Мать болеет, а Катя и Рая все заняты, не могу никого мобилизовать.
О книге, прошу, пиши самую правду, а также как живешь?
Жму крепко твои руки
Н. Островский.
16/XI — 31 г.
72 А. А. Жигиревой
9 декабря 1931 года, Москва.
Шурочка, милая!
Твое письмо сейчас получил. Милая! Если бы мне не так тяжело писать, сколько бы писем я тебе, моему другу, написал бы! Я с большим волнением ожидал от тебя письма. Твоего впечатления о книге.
Шурочка! Я не в силе в письме описать, в каких условиях писалась книга… Шурочка, книга была бы несравненно лучше, она должна быть лучше, если бы не невыразимо тяжелые условия. Не было кому писать, не было спокоя, не было ничего. Я не могу себя расстреливать, не пытаясь проверить еще возможность быть партии не балластом. Я берусь за литучебу всерьез. Я ведь почти безграмотен в литучебе, и я знаю, что смогу написать лучше. При упорной учебе, при большом труде можно дать качество. Но это возможно лишь при условии, если меня не постигнет грубый разгром в редакциях, если меня с первых ступенек не швырнут за дверь. А это я ожидаю, так как чувствую всю слабость труда. Ты одна знаешь мою трагедию, но редакции знают одно — качество. (Писать такой бедноте, как я, трудно.)
Рукопись стоит мне 245 руб. В МАПП даже бумаги не продали — купил по 15 коп. за лист. Машинистке за страницу — 75 коп. Все эти причины затрудняют работу. Ты неплохо отзываешься о написанном, радостно это. Если я в этой беспросветной обстановке смог написать так, что ты не считаешь худым и бесцветным, то я рад. Я даю тебе полное право распоряжаться рукописью. Я безусловно верю, что ты сделаешь все, что в силах, дабы редакция просмотрела и вынесла свое суждение. Именно тебе я и писал. Я ведь хочу одного, чтобы книга не плавала по три года в редакционных дебрях. В литературу входят ударные массы, и редакции захлебнулись от тысяч рукописей, из которых свет увидят единицы.