— Столетья понадобились, — бил по креслу профессор, — чтобы навык сложился, а ты, — дело ясное!
И выходило, что брат, Никанор, нарушающий навыки, — просто отпетый мошенник.
Брат — серенькой, рябенькой фалдою вильнув, галопировал, быстро несясь вкруг стола; за ним брат, с — «нет-с, позвольте-с — я вам докажу-с», — точно шкаф, опрокинутый с лестницы, рушился; загрохотали предметы; упала, как скошенная, Домна Львовна в лиловые лапки, в пары самоварные; в клетке проснулася бурная жизнь; что-то цокало, пырскало и верещало там: скворушка! И Мелитиша отшлепала прочь ужаснувшимся валенком.
Пискнув, как мышь, и присев, Серафима его за пиджак двумя лапками сцапала и потащила обратно, как шкаф подымаемый; он же, от брата отстав, с удивлением тер подбородок, не зная, как быть, и катаяся глазиком.
— Вы что хотели сказать? — Серафима за локоть вела Никанора из комнаты, видя, что он, бросив форсы, дрожит подбородком, пиджак перестегивая; можно б лопнуть от хохота, видя сиганье его.
Не смеялась она: не казалось смешным в нем смешнейшее; наоборот, над профессором — громко смеялась, как все, как он сам; там — избыток; тут — мука, изъян.
* * *Надуваясь усами, зашлепнулся в кресло профессор, как пес, у которого отняли тетерева; он дрожал бородой и рукой, не внимая старушке и все порываясь, косяся на дверь, — доконать, доказать:
— Предрассудки — не навыки!
Вдруг, оборвав Домну Львовну, он ринулся в дверь и, взлетев кулаками, вскричал в пустоте коридорчика:
— Ты приучайся, голубчик, — к порядку, а — то…
И вернулся к старушке: глазок беспокоился; плечи прижались к ушам: одно выше другого; крахмалы трещали, давимые челюстью.
Зайцем казался — не псом.
Домна Львовна его наставляла:
— Премудрость — союз…
— Да-с!
— Любви…
— Вот как-с?
— С истиной…
Отвоевал крупный нос; задышали усы откровенною нежностью; так заблаженствовал с тихой старушкою он.
* * *Никанор проводил до лечебницы, вспомнив традиции: с братом, Иваном, бывало, они засигают в столовой по кругу — часов эдак пять; а прислуга, пришедшая стол накрывать, их погонит: сигают они в кабинетик —
— сигать в кабинетике.
С ними шарчил, скосив шаг и толкая плечом засигавшего брата на тумбы.
Все к лучшему
Став, забыстрела невидным движеньем; казалось, что с места слетит; и докладывала, и довязывала; и расставила ноги, спиной улыбаясь; и солнечно вспыхивала:
— Все, все к лучшему!
Мимо неслась допаковывать что-то.
— Ну, все!
И стоял Галзаков; и от солнца осолнечный нос заворачивал.
Солнце бросало на светлые стены скрещенные тени ветвей; и профессор, схватясь за часы, у окошка секунды считал; за окошком ветвистый блестняк отрясал золотинки.
Профессор на блеск показал:
— Свет со тьмою играет!
— Эк!
— Старый да малый, — слезу отирал Галзаков.
— Да, не всутерпь без них!
И она на него повернулась; и снова глаза — за окно, где тенеющим инеем дерево веяло; веяла веером ветвь; гнулся куст белоусый; и лопалось солнце, — стеклянное солнце, слезящееся белым блеском.
Отпрыгнула, точно кузнечик.
— Шаги…
В коридор.
И увидела: вдвое: —
— летит Никанор, завилявши протертым пальтишком; с плеча — шоколадного цвета слетающий шарф.
Он кивочки раздаривает.
Следом —
— с натиском, с вертким притопом двух валенок, выставив бороду, спрятав лицо за очки черно-синие — в полушубенке, залапив шапчонку, —
— за ним чешет —
— Тителев!
* * *Тителев, — вытянув шею и щеки втянув, точно сеттер на стойке, стал гибкою выдержкой мускулов, перемуштрованных в нервы, в пороге, как вкопанный, выпыхнув дымом из трубки, которую крепко затиснул в зубах.
И взусатясь, он спину согнул пред профессором:
— Терентий Тителев: к вашим услугам!
Професор присел перед ним, руки выбросив и сотрясая хрустальный графин; и графин, на стене отразясь, живортутной игрой передрызнулся, точно летучим алфавитом; и проиграли морщинки на лбу, —
— как далекий военный оркестр на параде —
— зарю…
Сухо шаркнул:
— Коробкин!
— К нам?
— Да-с!
— Треблагое решение.
— Да-с!
Как клыком отделившимся, усом моргнул; и сел в кресло, — к окошку, и ждал, когда тронутся.
Тителев ждал терпеливо в пороге у солнечнотенной стены, точно в пятнах янтарного мрамора, на чемоданы покашиваясь, ожидая, когда что схватить; Серафиме казалось, что — крадется; глазом ее изучал: она юркий овалик лилового цвета.