— Прощайся, Яковлевна! — велел третий.
— Никак не могу! — сказала упрямо старушка и шмыгнула носом.
Мужчины двинулись было к избушке, решительно загибая рукава, но один оглянулся на нас и сказал:
— Постойте-ка, да это никак генерал Рыбаков!
Человек подошел к дедушке, снял кепку, оголив лысую голову, и сказал:
— А я вас еле узнал, товарищ Рыбаков. Зимой вас видел, когда из снега откапывались. Я тоже в штабе был.
Дед молча кивнул. Лысый мужчина неловко переминался. Может, неудобно было, что на старушку кричали.
— Товарищ генерал! — воскликнул он вдруг обрадованно. — Может, вы нам поможете? Вот старушка у нас есть. Хороший дом ей на новом месте колхоз построил. Бесплатно! Живи, радуйся! А она никак со своей хибарой проститься не желает!
— Чем же я помогу? — удивился дедушка.
— Как же! — обрадовался мужчина. — Вы все-таки генерал! Авось послушает!
— Коли авось, давай попробуем, — ответил дед, подошел к старушке, поклонился.
— Неужто генерал? — удивилась старушка, разглядывая деда.
Потом вдруг засуетилась. Убежала в избушку. Вышла, прижимая к себе фотокарточку в деревянной рамке.
— Может, видел где, а? — с надеждой спросила она дедушку, повернув к нему рамку. — Коля, мой сынок. Пропал без вести.
Дедушка взял фотографию, долго смотрел на нее.
— Нет, — сказал, помолчав. — Не видел.
— Может, еще живой? — спросила нерешительно старушка, теребя темный фартук.
Дедушка задумался. Разглядывая снимок, покачивал головой. Потом спросил:
— Ждешь, мать?
— Вот пристали, окаянные, и все! — ответила старушка. — «Давай уезжай». Как же я уеду-то? Вдруг Коля придет? А тут ничего и нету. Одна вода.
Дед помолчал. Сказал негромко:
— Это ты зря, мать. Придет твой Коля, найдет и на новом месте. Не сомневайся.
Старуха надвинула платок на самые глаза, всхлипнула, постояла. Вошла в избу. Вернулась быстро с белым узелком — заметно было, что на дне лежит фотография в рамке.
Повернулась к избе. Перекрестилась сама. Перекрестила избу.
— Что, Яковлевна? — спросил лысый мужчина, и голос у него дрогнул: — Палить?
— Пали, родимую, — ответила старуха и заплакала.
Не первый раз я видел, как старики плачут. Одинаково плачут. Лицо совсем и не плачет, а слезы текут.
Лысый мужчина сказал негромко:
— Ну! С богом!
Другие взяли ведра и пошли плескать на крыши амбаров, на старухину избушку. Потом небо побледнело. Высокие языки пламени взметнулись над деревней.
От пламени стало жарко, мы отошли подальше.
— Как в отступлении, — грустно сказал дедушка.
— Но это же наступление! — воскликнул отец.
— Зачем они жгут? — удивился я.
— Положено по инструкции, — ответила мама. — Что не нужно и засоряет местность, надо сжечь. Из санитарных соображений.
Мы уезжали молча.
Уже домой мы вернулись, а мне долго еще мерещилась фигурка старухи с белым узелком в руке. Я глядел ей вслед, и сердце мое сжималось от жалости…
ВЗРЫВ
Потом дедушку пригласил начальник стройки.
— Проект понравился, — сказал отец, — хотят, чтобы ты командовал взрывом.
Вот здорово! Не зря дедушка на складе считал часами. Высчитал: одним взрывом — целая площадь для монтажа турбин.
К взрыву готовились долго. Не один день. По утрам дед уезжал с отцом на стройку. Возвращался поздно, пропыленный, прожаренный солнцем, просоленный потом.
Наконец сказал мне:
— Завтра в полдень!
Я спросил:
— Кешку можно позвать?
— Нужно! — воскликнул дедушка и добавил с гордостью: — Это самый большой взрыв в моей жизни.
Я позвал Кешку, а пришел весь отряд. Да что там! Если бы я и не звал, все равно все бы явились: весь поселок окружил площадку. Вон Анна Робертовна, одна, без младенцев, сегодня выходной. Иннокентий Евлампиевич приветливо нам сигналил…
Дед ходил по диабазовым скалам торжественный, в белой рубашке с галстуком, аккуратно причесанный, за ним шагала толпа взрывников и начальник стройки. Наш класс сбился возле меня — я всем показывал, как нужно вести себя при взрыве: уши зажать, а рот открыть. Дедушка рассказывал мне — чтобы не оглохнуть от канонады, артиллеристы открывают рот. Газовый Баллон сопел возле плеча, мне стало смешно — я вспомнил, как выиграл у него «американку», как он выбирал меня председателем. «Неужели все это было, — подумал я, — было и прошло?..»
И тут произошло замечательное событие. Не взрыв, нет! Сначала я увидел радостное лицо старшей вожатой Гали. Она пробиралась сквозь толпу к нам и махала рукой. За ней двигался какой-то парень в солдатской форме. Он тоже махал рукой и тоже улыбался. И это был Борис Егоров!