Все, что у Германа осталось, он с нулевым, так сказать, равнодушием поставил на тройку. Ему было совершенно все равно – крутится колесо рулетки или завлекающе покоится на одном месте.
Неожиданному выигрышу он нисколько не удивился. Мысленно, как существу одухотворенному, сказал тройке: «Спасибо и прощай».
Внуго вякнул в этот момент нечто лакейское, подстраховочное и весьма разумное, но Герман сделал вид, что он его не услышал, и поставил все выигранное на семерку.
Рулетка завертелась. Шарик заскакал на ней, вновь попав во власть сразу нескольких непостижимых сил. Ко всем этим силам, может быть, только один Герман испытывал в тот момент такое равнодушие, словно бы их вообще не существовало в природе вещей.
К выигравшей семерке он отнесся с еще большим равнодушием, чем к тройке, хотя ясно было, что он не только все отыграл, но и оказался в приличном плюсе.
У него также ни на секунду не возникло сомнения в том, что теперь следует все до единой фишки поставить на туза, то есть на одиннадцать, а не на зеро, как подсказал Внуго.
То ли благодаря гравитационному чуду, то ли из-за тайного каприза пространства шарик в самый последний момент медленно-медленно перекатился с какой-то поганенькой цифры, на которой он вроде бы желал окончательно задержаться еще секунду назад, – перекатился шарик на 11. Все вокруг потрясенно переглянулись, поскольку цифра эта снова совпала с цветом.
Да! Самым удивительным для окруживших игорный стол людей было то, что странный Санта-Клаус каждый раз угадывал не только цифры, но и цвет.
Зять старой дамы попытался умолить его слинять и спасти все выигранное. Дело, мол, сделано, культпоход удался.
Но Герман никого и ничего не видел и не слышал.
Крупье уже открыл рот, чтобы объявить о прекращении ставок. В этот миг Герман, не задумываясь, поставил целую кучу фишек на зеро. В глазах крупье, как показалось старой даме, застыла тоска предвосхищения результата, сулящего ему потерю места. Сама она уже достала из сумки нитроглицерин.
Время для Германа, повторяем, как бы остановилось, да и сам он был совершенно недвижим.
Атмосфера в этот момент в казино была неописуемой. Это была даже не атмосфера, а космическая тишина, в которой невозмутимый Санта-Клаус блаженствовал в любовных объятиях самой мадам Вероятности.
Если бы тогда хоть на одно мгновение Герман почувствовал азарт, сомнение, слепую веру в удачу, страх, презрение или ненависть к фигуре Случая и так далее, – то все, конечно, сложилось бы иначе.
Но по-прежнему во взгляде его, устремленном куда-то мимо рулетки и вновь запрыгавшего шарика, было абсолютное равнодушие к происходящему.
Со стороны казалось, что этот русский Санта-Клаус – просто какой-то новейший биоробот, присланный сюда Горби для разорения известного миллиардера, владельца казино.
Вполне возможно, что вообще на всем земном шаре не отыскалось бы в тот момент ни одного человека, который поверил бы в удачу Германа, поставившего все, что у него было, на зеро.
В силу именно этого обстоятельства, а также из уважения к состоянию странного игрока и, разумеется, для своего беспредельного торжества над страстями соглядатаев господин Случай – всегда, должно быть, тоскующий по подлинному людскому равнодушию – взял да и остановил зеро как раз под шариком. Остановил и покорно улегся у ног смирившего его человека.
И был он похож в его глазах не на владыку игр, циркачески запахивающего на плечах черный плащ с золотыми блестками, а на бильярдного шаромыжку, шестерящего по части записи игры и поднесения игрокам кружек пива.
Герман почувствовал вдруг не радость удачи, не восторг от образа разрешения трижды перезапутанных проблем и блаженную беззаботность чувств, а странную трезвость.
20
Выиграл он не миллион, но все ж таки сумму вполне фантастическую для человека, истинно нуждающегося и запутавшегося в сложностях жизни.У выхода из казино ему пришлось все-таки дать интервью пронырливым телерепортерам. У него просто не осталось никаких сил. На самообладание и гениальное презрение к року игры их, между прочим, уходит больше, чем на истерические безумства азарта.
Но тут ему сказали, что СИ-ЭН-ЭН иногда смотрят в России. Тогда он согласился поболтать, но потребовал принести за свой счет из буфета шампанское и коньяк в качестве рождественского подарка для всей болевшей за него публики.
Затем, происходило это уже на улице, он отвечал на какие-то ерундовые вопросы джентльмена с ТВ.