»i Поэтому, когда Галиани говорит: стоимость есть отношение между двумя ли-цами,«La Ricchézza è una ragione tra due persone» (Galiani. Delia Moneta.p. 221, том III, издания Кустоди: «Scrittori Classici Italiani di Economia Politica». Parte Moderna, Milano, 1803),то он должен был бы добавить: отношение, прикрыто« вещной оболочкой,
[ФРАГМЕНТЫ ИЗ ФРАНЦУЗСКОГО ИЗДАНИЯ I т. «КАПИТАЛА»! 177
она проистекает из самой природы продуктов труда. Кажется, что в самих этих вещах заложено свойство обмениваться в заведомо определенных пропорциях подобно тому, как в определенной пропорции происходит соединение химических элементов. Стоимостный характер продуктов труда выявляется на деле только тогда, когда они определятся как величины стоимости. Эти последние изменяются непрерывно, независимо от желания и предвидения производителей, в глазах которых их собствен¬ное общественное движение принимает, следовательно, форму движения вещей, движения, которое управляет производителями вместо того, чтобы производители им управляли. Необходимо вполне развитое товарное производство для того, чтобы из само-го опыта возникла научная истина: частные работы, соверша-емые независимо друг от друга, но всесторонне связанные между собой как звенья общественной и естественно выросшей системы разделения труда, постоянно приводятся к своей общественной пропорциональной мере. А каким образом? В случайных и посто¬янно меняющихся меновых отношениях общественно необходи¬мое время труда для производства продуктов пробивает себе путь как естественный регулирующий закон подобно тому, как закон тяготения дает о себе знать, когда нам на голову обрушивается дом1’. Определение величины стоимости продол¬жительностью труда есть поэтому тайна, скрывающаяся под оче¬видным движением товарных стоимостей. Открытие этой тайны, показывающее, что величина стоимости не определяется слу¬чайно, как это может казаться, не устраняет, однако, той формы, которая представляет эту величину как количественное отно¬шение между самими вещами, между продуктами труда.
Размышление над формами общественной жизни, а значит и их научный анализ следуют путем, который совершенно про-тивоположен действительному движению. Оно начинается зад-ним числом, когда налицо уже совершенно устоявшиеся данные, результаты развития. Формы, налагающие на продукты труда печать товара и уже вследствие этого определяющие их обра¬щение, обладают, таким образом, устойчивостью естественных форм общественной жизни еще до того, как люди сделают пер¬вую попытку понять, не исторический характер этих форм, которые им кажутся довольно неподвижными, а их внутреннее содержание. Следовательно, лишь анализ товарных цен привел
1 > «Что должны мы думать о таком законе, который может проложить себе путь только посредотвом периодических революций? Это и есть естественный закон, покоя-щийоя на том, что участники здесь действуют бессознательно» (Фридрих Энгельс. Наброски к критике политической экономии; в журнале «Deutsch-Französische Jahr¬bücher», издаваемом Арнольдом Руге и Карлом Марксом. Париж, 1844 [настоящее издание, т. I, стр. 561]),
178
К. МАРКС
к количественному определению стоимости, и только общее денежное выражение товаров дало возможность фиксировать их характер как стоимостей. Но эта приобретенная и фиксиро¬ванная форма товарного мира, денежная форма товаров, вуа¬лирует, вместо того чтобы раскрывать, общественный характер частных работ и общественные отношения производителей. Когда я говорю: пшеница, сюртук, сапоги относятся к холсту как всеобщему воплощению абстрактного человеческого труда, то ложность и странность этого выражения сразу же бросается в глаза. Но когда производители этих товаров сопоставляют их с холстом или, что не меняет дела, с золотом и серебром как всеобщим эквивалентом, то отношение между их частными рабо¬тами и совокупным общественным трудом представляется им именно в этой нелепой форме.
Категории буржуазной политической экономии представ¬ляют собой теоретические формы, которые имеют значение объективных истин, поскольку они отражают действительные общественные отношения, но эти отношения принадлежат только к той исторически определенной эпохе, когда товар¬ное производство является способом общественного произ¬водства. Поэтому как только мы обратимся к другим формам производства, мы сразу же увидим исчезновение всего этого мистицизма, который затемняет продукты труда в настоящий период.