На веранде, на раскладушке, беспокойно спала Юлия, громко вздыхала, вертелась, бормотала спросонья.
А утром погода опять разгулялась.
Дронов уехал рано. Девушки купались в желтоватой камской воде, заплывали на далекие глубины, потом вскипятили на примусе чай, напекли сдобных поджаристых оладий из пресного теста. Но только собрались сесть за стол, как явились Юрий и Ахмадша.
Юрий был весел, он думал, что привез Ахмадшу для Юлии (ведь она так часто говорила о нем в Светлогорске!), но, присмотревшись к тому, как вели себя его друзья, быстро погрустнел.
Однако он не отказался от поездки всей компанией на остров и стал собирать удочки.
Сборы неожиданно были прерваны приездом Груздева, Дины Ивановны и Зарифы.
— Это Ахмадша, мама.
Дина Ивановна пытливо посмотрела в лицо дочери.
— Я его хорошо знаю! Мы с Яруллой Низамовичем старую дружбу бережем.
Немножко стесненная приездом матери, Надя вела себя сдержанно, но чем ровнее звучал ее голос, тем ярче светились глаза. Даже подоспевший Витька поддался ее очарованию и не знал, чем услужить.
— Все влюблены! — капризно сказала Юлия, насторожив своим тоном Груздева, и с досады пнула босой ногой подвернувшегося Каштанчика.
— Ты с ним потише! — посоветовал Витька. — А то он не посмотрит, что ты накрашенная, так тяпнет, только держись!
— Убирайся отсюда, — вспылила Юлия. — Сам крутится, да еще паршивую собачонку с бородавкой привел. Может, это у нее злокачественное…
«Сама ты злокачественная», — хотел сказать Витька, но воздержался — такая многолюдность и суетня здесь неспроста: видно, затевается поездка по реке…
— Сейчас достану моторный ботик. И тебя возьмем с Каштанчиком. Ничего, что с бородавкой. В жизни всякое бывает, — сказал Груздев обрадованному Витьке.
Груздев сел за штурвал, рядом уселись Зарифа и Юрий. Витька с Каштанчиком пристроились на широкой корме, за Юлией, Ахмадшой и Надей.
Словно белые крылья, взметнулись по обе стороны катера вспененные волны; сдвинулся с места домик с верандой, на которой стояла Дина Ивановна в ярком платье, побежал лес над каменистым мысом и заводью. Небо вдали сливалось с серебристой голубизной воды, а все вокруг, подернутое легчайшей утренней дымкой, было пронизано светом солнца.
Круча правого берега за рукавом протоки отвесно спускалась в реку, дальше — изумрудная лощина, посреди которой полоса особенно густой и зеленой травы выделяла путь родника. Там золотые колонны сосен подпирали хвойную крышу, там — дремучая еловая чаща, прошитая кое-где белыми стежками берез. А вот — оползень; оторвалась и опрокинулась громадная краюха берега, образовав нагромождение земли, древесных стволов и узловатых корней. На узкой береговой кайме — лодки, костры, палатки; женщины в сарафанах, полуголые дети и рыбаки: веселый праздничный набег на природу.
— И сюда докатилась большая вода Куйбышевского моря, — сказала Зарифа, глядя на тополя, видневшиеся вдоль всего побережья.
Они умирали, стоя в реке; вершины их уже пожелтели, и тонкий аромат увядания, напоминавший запах скошенной травы, смешивался с речной свежестью.
Не поворачивая головы, Ахмадша видел смирно лежавшие руки Нади, а легкий край цветастого платья, развеваясь по ветру, забрасывался на его колени.
И еще он видел возле своего лица прядку прихотливо вьющихся ее волос — так близко сидела она.
Груздев вел катер, мастерски управляя на крутых волнах, поднимаемых встречными судами. Витька, привязав Каштанчика к спасательному кругу на корме, умудрился пролезть к рулю и, засматривая вперед через широкое стекло, защищавшее пассажиров от ветра, спросил директора завода:
— Ты, наверно, и пароход сможешь вести?
— Конечно. Только подучиться немножко — и поведу.
— А самолет?
— Самолет не смогу: кабина летчика для меня тесновата.
— Да, ты там, наверно, не уместился бы, — согласился Витька, почтительно оглядывая крутое плечо Груздева и его большие руки, в которых колесо штурвала казалось игрушечным. — Чего ты такой хмуристый? Сегодня выходной! Смотри, на берегу даже пляшут спозаранку.
— Хмуристый я, сынок, от заботу.
— Плюнь на нее, легче будет. Мой папанька, когда на рыбалку едет, всегда так говорит.
Груздев рассеянно улыбнулся. Надя тихонько запела: