Был на фронте сержант Юсуф Галиев. Плотный, приземистый, круглоголовый, слыл он силачом и храбрым солдатом, а особенно прославился тем, что, раненный, приволок однажды «языка» — матерого эсэсовского офицера.
— Словно волк барашка принес! — шутил Юсуф в медсанбате, хотя этот «барашек» оказался почти наполовину больше, чем раненый сержант. — Очень я рассердился, когда он во мне дырку сделал.
Ярулла не раз хаживал с Юсуфом по вражеским тылам, вместе уходили от смерти и так подружились, что стали настоящими побратимами. Можно ли забыть, как лежали они под пулеметным огнем в глубокой воронке на ничейной полосе? Когда особенно заболела душа, достал Ярулла фотокарточку: худенький, остроглазый Равиль, похожий на лисичку, Минсулу с двумя большими косами и Ахмадша с маленькой Хаят на руках. Юсуф долго рассматривал ребятишек. Особенно приглянулся ему круглолицый, серьезный Ахмадша. Видно, мальчик боялся уронить сестренку, да и охота была самому глянуть в объектив, поэтому держал он ее в охапке, словно сноп, наклонив в сторону и закусив от усердия нижнюю губу; вот и вышел таким, будто заглядывал в душу солдата.
Достал и Юсуф фотокарточку из кармана гимнастерки: молодая жена и крошка девочка — настоящая кукла. При виде милых сердцу немного успокоились бойцы, даже перестал их тревожить леденящий посвист пуль. Ярулле тоже пришлась по душе дочурка Юсуфа; само собой вышло так, что поклялись солдаты в вечной дружбе. Условились: если один из них останется на поле боя, другой будет помогать семье погибшего, а позднее сосватает Ахмадшу и Энже. Только дети должны подружиться, прежде чем зайдет речь об их свадьбе.
В той необычной обстановке подобное решение, порожденное мечтой о милой, простой, мирной жизни, было естественным, и то, что Юсуф через несколько дней умер на руках у Яруллы, еще прочнее скрепило их неписаный договор.
Но, вернувшись с фронта, Ярулла Низамов никому, кроме жены, не рассказал об этом, хотя обещание соблюдал свято: писал письма вдове товарища, аккуратно посылал деньги, а Наджия отправляла посылки с гостинцами для маленькой Энже. Только встретиться все не доводилось: вечно занятый работой да семейными хлопотами, упустил Ярулла возможность познакомить детей, и даже после напоминания старого Усмана сплоховал — не собрался в Акташ. А вот теперь извольте радоваться: у Ахмадши симпатия появилась. Как теперь сказать ему об Энже?
Волнует Низамова и Минсулу: увлеклась приезжим пустозвоном и ни о ком другом слышать не хочет. Ну, красивый, ну, танцевать умеет, ну, может, и сам увлекся немножко. Но что из этого? Увез бы ее в Казань, а там бросил бы, встретив другую красотку. Однажды Ярулла видел, с каким пренебрежением отнесся он к бедняге Гайфуллину; чуть не сбил старика с ног и «виноват» не сказал. Конечно, Надя — совсем иное дело. Даже сравнивать нельзя, но слово, данное погибшему другу, было для Яруллы священным, тем более что ему очень хотелось иметь сноху татарку…
— Пойду домой, — сказал он, торопясь поговорить с сыном, пока тот не уехал в Камск.
— Подожди. — Джабар Самедов с необычной для его грузного тела легкостью догнал Яруллу. — Почетом отметили твоих сыновей. Надо же отпраздновать это дело. Даже правоверный мусульманин посчитал бы своим долгом выпить с друзьями по случаю такого события, а ты хоть бы пол-литра поставил за мои сопереживания!
— Верно, выпить полагается. — Ярулла не удержался от грустной усмешки. — Трестом управляешь, а все, как бывало, о поллитровках толкуешь! Ну-ну, не вскипай! Пойдем. Наджия по случаю встречи с сыновьями йочпечмаки с утятиной хотела испечь.
Сыновей дома не оказалось: Фатима с Равилем пошли в гости к родным, а Ахмадша сразу после совещания уехал в Камск.
— Новый костюм захватил и убежал на автобус, — обиженно сообщила Наджия. — Поговорить с ним не успела. Даже с сестрами не повидался! И Равиль торопился: прямо от родни поедет на Каму.
Ярулла слушал и все больше мрачнел: встревожившая его догадка Самедова становилась явью.
Минсулу и Хаят дома тоже не было.
Наджия подала на стол. Сели. Молчком выпили.
Нехотя закусывая йочпечмаком — треугольным пирогом с мясом и ломтиками картофеля, капая жиром на тарелку, Ярулла сказал:
— Давай потолкуем о моей работе; может, посоветуешь что дельное, и поеду-ка я в Камск. Надо сегодня же поговорить с Ахмадшой.