— Дачу, что ли, хотите строить? — съехидничала мать.
— Вот уж чего не будет, того не будет! — отражает ее наскок Равиль. — Не из-за денег идет разговор… Мы соревнуемся за звание бригады коммунистического труда. Значит, надо и работать и жить по-коммунистически.
— А вы знаете, что для этого нужно? — с грустью в голосе спрашивает Ярулла.
— По-настоящему еще никто не знает. Мы сами должны думать, искать и решать. Почему Фатима сидит дома? Ведь она училась в институте — значит, в долгу у народа, пусть отрабатывает. И вообще мы должны отвечать перед обществом не только за работу, но и за свою семейную жизнь!
— О, горе мне! — воскликнула мать.
— Ты еще не испытала, какое оно бывает, горе! — строго и печально осадил ее отец. — Ничего, пусть ищут новые пути в жизни. Они честно ищут.
Да это правда: Наджия еще не испытала настоящего горя. Ни разу смерть не переступала порога ее дома, даже война пощадила его. Не знала она супружеских измен и ссор, и дети у нее росли здоровые, трудолюбивые, дружные. Правда, Минсулу чувствует себя несчастной, а теперь затосковал и Ахмадша. Но их молодые печали не так уж тревожили сердце Наджии, не тронутое физическими и душевными болями. Главное — дети дома, внешне все выглядит пристойно; поплачут, повздыхают, и семья опять заживет по-хорошему.
Гораздо сильнее задело Наджию решение Равиля жить как-то по-особому, впутывая в свои семейные дела целую бригаду.
«Чего это они придумали? — размышляла она, сердито возясь возле плиты, заставленной кастрюлями и сковородками. — Неужели посторонние люди будут приходить к нам домой для проверки? Или Равиль станет отчитываться на собрании: куда ходил, что купил, из-за чего с женой поспорил? Охота заводить канитель, занимать лишними делами свое время! Да если бы Ахмадша вступил в такую бригаду, его заклевали бы из-за этих полоумных девчонок. Но кто виноват? Сначала сами вешаются на парней, потом в петлю лезут. Как же раньше девушки шли во двор мужа и второй и третьей женой, и никто не топился, не бросался под поезд? А ведь и тогда уже поезда бегали!»
Засучивая рукава выше локтей, в кухню вошла Фатима, повязав голову платком, сложенным по-русски треугольником, концами назад, отчего румяное лицо с пухлым вторым подбородком кажется еще круглее, и смешно оттопырились маленькие уши, украшенные золотыми сережками.
— Значит, и ты в коммунистической бригаде будешь? — с язвительной усмешкой спросила Наджия.
— Конечно. Если Равиль состоит в такой бригаде, то я не могу в стороне оставаться!
— И Рустемчик?..
— И Рустемчик тоже, — подтвердила Фатима серьезно.
— А ему-то зачем туда?
— Как зачем? Вопросы воспитания — проблема, которая всех волнует. Ведь сказано: работать и жить по-коммунистически. Значит, семейную жизнь тоже надо принимать во внимание.
Забыв о шипящей сковородке, не зная, смеяться или браниться, Наджия смотрит на невестку.
— Значит, будете критиковать Рустемчика на собрании, если он лишний раз намочит штанишки? Сами-то не надеетесь управиться со своими домашними делами.
Фатиму раздражает тупая властность Наджии, но она — мать мужа, поэтому молодая женщина терпеливо переносит ее деспотизм. Однако сейчас свекровь грубо вмешивается в такие тонкие вещи, о которых молодожены сами еще не имеют ясного представления, но которые кажутся им священными, и Фатима не выдерживает.
— Пожалуй, не очень надеемся на самих себя, — откровенно говорит она, повертывая под ножом картофелину, с которой очистки так и сыплются. — Введут общественный контроль над семейными делами, и меньше будет у людей ошибок. — Мягкий, ровный голос у невестки, а слова колючие: — Коммунистическая бригада — это прежде всего большая дружба. Жить общими интересами, в учебе, на работе, дома. Тогда никакая беда не страшна. Кто заболел — выходят, кто оступился — помогут встать.
— Помогут, жди!
— Обязательно помогут, ведь все вместе будем. Зачем нам сидеть по разным углам, точно тараканы в щелях?
— Неужели не надоест толчея среди чужих людей? Час-другой — можно, а если по целым дням шумиха — с ума сойдешь! Не зря положено каждой семье в четырех стенах жить.
— В четырех-то стенах и так случается, что кто-нибудь остальных в дугу гнет, лишь бы на своем настоять, — с увлечением отбивала Фатима реплики свекрови.
— Это кто же кого гнет? — запальчиво спросила Наджия, вскипая, как манная каша, которая на ее глазах ушла из кастрюльки на раскаленную плиту.
— Ой, смотрите! — крикнула Фатима, поняв, что переборщила, но продолжая как ни в чем не бывало чистить картошку.