Добраться бы скорее разведке до границ Татарии! Катит там свои воды пограничная река Ик. Лесистые горы громоздятся на башкирском берегу, голые степи раскинулись на татарской стороне. Серые деревни приникли к черной земле, изглоданной суховеями. Шуршит солома взъерошенных крыш, колеса по ступицу тонут на бездорожье: осенью в грязи, летом в пыли. Побывала уже там Зарифа, всем сердцем почуяла напряженную тоску тысячелетнего ожидания: дайте и нам хорошую жизнь!
Праздник байрам! Звенят серебром веселые гусли. Любят в Башкирии гусляров! В великом почете тальянка. Молодежь гуляет. Сегодня трудно найти охотников на клубный воскресник, но нефтяники — народ упорный, и клуб в селе они достроят.
Легко ступает Зарифа по деревенским тропочкам, но чем ближе к избе, где квартируют Низамовы, тем тяжелее, сбивчивее становится ее шаг. И все-таки она идет к заветному порогу, тихо входит в горницу. Минсулу с разбегу повисает на ней, крепко обхватывает тонкими ручонками.
— Мама зуб сломала, — торопливо сообщает она, запрокидывая головку, отягощенную массой волос, заплетенных в тугую косу. — Пряником сломала. Ахмадша хочет ей зуб от коровы вставить.
— Не болтай! — обрывает Наджия, почувствовав что-то унизительное для себя в детском лепете.
Гостья смеется, подсев к Ахмадше, треплет его по крепкому плечику и теплой шее. Мальчик улыбчиво ежится, чуть отстраняется — он боится щекотки, но смотрит на Зарифу-апа доверчиво.
— Поедем с тобой в лес на тракторе, ежевики наберем, — говорит она, незаметно прикоснувшись губами к волосам ребенка.
— А волк-то! — по-взрослому прикрывая уже спящего Равиля, напоминает Минсулу. — Он вас съест.
— Мы волка не боимся. Я его рассмешу, и он убежит, — важно отвечает Ахмадша.
— Как же ты рассмешишь волка?
— Я его пощекочу.
Зарифа разражается неудержимым смехом. Хохочут и остальные. Громче всех смеется Ярулла, блестя темными, ласковыми глазами.
Но совсем не от смеха навертываются слезы у молодой женщины.
Вот настоящее чудо жизни — ребенок! Самые лучшие человеческие чувства связаны с ним. Никакие блага жизни, никакие богатства мира не заменят его радостной улыбки!
Только почему вдруг стало нехорошо? Отчего закружилась голова и тошнота подступила к горлу? Не сразу поняла Зарифа, что тоже будет матерью. Так впервые возвестил ей о себе сын — Салих Магасумов.
Часть вторая
Шло заседание бюро Татарского обкома партии. Весеннее солнце ярко светило в окна, припекая головы и спины нефтяников. Давно уже перебрались буровые вышки из Башкирии в Татарию, которая вышла на первое место в стране по добыче нефти.
«Крутишься день-деньской и даже не замечаешь, как летят годы. Будто вчера было белым-бело, а уже весна на исходе, а там, глядишь, все загорится осенним костром — лету конец; только при встречах с друзьями юности спохватываешься: тот постарел, этот изменился — узнать нельзя. Страшновато становится: ведь и ты тоже не помолодел!» — думал Алексей Груздев.
Он в самом деле не помолодел за прошедшие двадцать лет, но и не постарел, лишь мужественнее стал, крупнее, раздался в плечах, да кое-где в черных плотных вихрах его заблестели серебряные нити. Нелегкая работа директора нефтеперерабатывающего завода, беспокойство круглые сутки: все время как на пороховом погребе. Да еще хлопоты по реконструкции… Груздев и в Казань приехал, чтобы поставить наболевшие вопросы, и так волновался, думая о них, что лишь в пол-уха слушал то, о чем говорилось на заседании, а потом, заметив перемену во внешности второго секретаря обкома — Дениса Щелгунова, вовсе отвлекся от повестки дня.
Когда ему предоставили слово, он был застигнут почти врасплох, но сразу поднялся, собираясь с мыслями, положил сильную, большую руку на папку в добротном переплете, на котором было тиснуто золотом: «Комбинированная установка». Все члены обкома с интересом посмотрели на проект, печально знаменитый тем, что работники Камского завода уже три года вели упорную, но безуспешную борьбу за его осуществление. Директор Светлогорского нефтяного управления Семен Тризна так и навис над столом рыхлеющим мешковатым торсом:
— Это что же, окончательный вариант?
— Окончательный в том смысле, что мы от него не отступимся. — И Груздев обернулся к Денису Щелгунову.
По-прежнему сухощавый, но сильно постаревший лицом, Щелгунов — теперь секретарь обкома по промышленности — сидел во главе тэобразного стола под картой «Второго Баку», занявшей весь простенок между двумя громадными окнами. Один взгляд на эту карту наполнял сердца нефтяников гордостью: вот они, осуществленные мечты! Богатейшие нефтяные месторождения открыты за последнюю четверть века: Башкирия, Татария, Поволжье пестрят вышками. Далеко прогремела нефть Муханова и Жигулевских гор в Куйбышевской области и саратовский газ, горят факелы среди ковыльной целины Ставропольщины и в омытых кровью степях Волгограда. Широко разметнулось «Второе Баку»! Это оно помогло стране одержать победу в смертельной схватке с фашизмом, восстановить разрушенные и построить новые города. Но если прежние трудности стали легендой, то теперь перед нефтяниками появились другие.