А за обкомовским столом шел крупный разговор об автоматике. Теперь наступал, горячился Джабар Самедов, нападавший на Татарский научно-исследовательский институт, задержавший проект устройства показательной площади на Исмагилове.
Работая управляющим Светлогорского бурового треста, Джабар Самедов иногда говорил: «Смешно, но факт — ворочаю делами республиканского значения». Диплом инженера он получил почти в один год с Дроновым, Груздевым и Семеном Тризной, которые во время войны поневоле перешли на переработку нефти и, сменив специальность, учились тоже заочно.
Воспользовавшись коротким перерывом, Семен Тризна обрушился на Карягина:
— Мы ваши дополнительные «навески», конечно, выполним. Но учтите, что своим «воздушным валом» вы сбиваете работу на предприятиях. Как же так? Выполняйте добавку к плану, чем хотите, без учета потребности, без получения дополнительного сырья! В управлениях совнархозов беспомощно разводят руками: дескать, в Госплане дали нам, а мы — вам. Фабрики и заводы выпускают лишнюю, неходовую продукцию, а потом их лихорадит. И у нас такая же история: вот к Первому мая опять перевыполнили план, а теперь — стоп, нефть девать некуда, все емкости заполнены и откачки по нефтепроводу не дают. Вам-то горя мало, лишь бы лишний процентик себе приписать, а нам это дубинкой по лбу. Мы ведь не можем нефть на землю выливать или временно сокращать рабочих. И вообще… как это объяснить коллективу? Рабочие, конечно, стерпят, они видят, что жизнь в районе за каких-нибудь двадцать лет шагнула вперед на столетие, но ведь неумение планировать бьет их по самому дорогому — по любви к труду.
Петру Георгиевичу удалось наконец вставить свое словечко, и он начал кротко и нудно разъяснять… И чем сильнее волновался Семен, тем больше стоицизма проявлял Карягин.
«Плетет, будто паук паутину, — с тяжелой неприязнью думал Алексей Груздев, искоса наблюдая за тем, как Карягин машинально вертел в руках статуэтку, оставленную кем-то из художников на столе секретаря обкома. Удивительно спокоен. Странно получается: чем выше стоит человек над производством, тем меньше ответственности он несет за выполнение плана. А мы за все отвечаем».
После перерыва снова вернулись к автоматике. Тут больным местом оказался будущий показательный участок Исмагилово в Светлогорске. Директор Светлогорского нефтяного управления Семен Тризна сам напросился в совнархозе на это дело, а вот теперь разгорелась перепалка.
Оно и понятно: скважины, уже пробуренные на участке рабочими Джабара Самедова, законсервированы, а закачка воды в пласт на соседней площади идет своим чередом, и оттого пластовое давление на Исмагилове так поднялось, что бурить дальше становится невозможно.
— Только и жди открытого фонтана! — сердито крикнул Самедов, опять нарушая порядок заседания.
Горячий он, но в совнархозе его ценят; Иван Наумович Сошкин однажды сказал о нем:
— Горячий человек в работе поостынет, обломает рога, гораздо хуже холодный, такого зажечь не всегда удается.
Дмитрий Дронов не приехал на заседание обкома — видно, держат дела гиганта химкомбината, который возводится на Каме, рядом с нефтеперерабатывающим заводом Груздева. Подумав об этом, Алексей сразу затосковал, стал ерзать на стуле, то и дело поглядывая на часы.
«Сижу здесь, а там карбамидную установку принимают. Справится ли с приемкой Долгополов? Слабоват товарищ для должности главного инженера! Все надо самому проверять, а сегодня заседание, завтра — другое…»
С той стороны стола, где сидел Карягин, что-то треснуло. Груздев метнул туда взглядом и чуть не расхохотался: Петр Георгиевич с необычным для него смущением, даже растерянностью, смотрел на сломанную им статуэтку — обезглавленную фигурку гипсового мальчика, играющего в мяч. Довертел-таки! Все сделали вид, что ничего не заметили, а Груздеву почудилось в этом нешуточное предзнаменование: его нефтехимия — «незаконное дитя» в руках бюрократа: скорее свернет голову, чем узаконит.
— Лет двадцать жизни отняли у меня ученые-проектировщики, — пожаловался Джабар Самедов Груздеву, сходя по лесенке, когда самолет, пробежав по каменистой земле, остановился у зданий Светлогорского аэродрома.
— Ничего. Мне один Карягин навредил так, что до самой смерти не забуду! — Груздев обернулся к шагавшему следом очень бледному Семену Тризне. — Что, товарищ начальник, опять укачало?
Семен молча махнул рукой, но, сев в машину и опустив стекло, высунулся наружу.