Какую славу, какое ощущение своего могущества могла извлечь мисс Бенескотен, уплатив проценты по закладной старой миссис Джонс, живущей где-то в коннектикутских горах? Зато когда Арденс основала Английскую Деревню Юных Художниц — прелестную колонию с веселенькими красными крышами в Кэтскилз — и открыла деревню под звуки симфонического оркестра, который, по ее приказанию, Энн выклянчила бесплатно, в воскресных нью-йоркских газетах этому событию была отведена целая страница, и Арденс получила медаль от Лиги Графического Искусства и красивую грамоту на пергаменте от Общества Сопротивления Урбанизации Произведений Искусства.
Энн была обязана писать занимательные отчеты о последних благодеяниях Арденс, лично вручать их с заискивающим видом редакторам воскресных газет и как бы невзначай ронять: «Да, кстати, я захватила с собой несколько новых фотографий», — после чего выкладывать на стол кипу снимков за последнюю неделю — «Мисс Арденс Бенескотен, наследница магната горной промышленности, открывает вечернюю школу для работников прачечной; слева направо — граф Дондеста, первый секретарь итальянского посольства, мисс Бенескотен, преподобный доктор Слоу, епископ Аляски, Билл Мэрфи, представитель Профессионального союза работников прачечных».
Порой Энн чувствовала себя в доме Бенескотен гостьей, порой интеллигентной горничной. По нескольку дней подряд она виделась с Арденс лишь на коротких домашних совещаниях и уходила завтракать одна в маленькое кафе в верхней части Бродвея. Потом без всякого предупреждения (так что приходилось отменять свидание с Пэт Брэмбл) она получала приказ явиться на торжественный завтрак для того, чтобы мисс Бенескотен могла похвастать ею перед президентом какого-то колледжа, криминалистом, швейцарским психиатром или иным благодетелем человечества, на которых в тот день мисс Бенескотен желала произвести впечатление своим интеллектом и своим венецианским стеклом.
Энн жила в гостинице, такой же убогой и унылой, как отель «Эдмонд», но зато могла принимать в своем номере близких друзей-Пэт Брэмбл, Мальвину Уормсер и двух-трех бывших коллег по Корлиз-Хук. Гостиница была отрадно дешевой. Энн понимала, что пробудет у Арденс считанные дни, и откладывала деньги. Арденс не скупилась: Энн получала восемь тысяч в год, а не три, как в Рочестере. Энн хотелось сорить деньгами, она подолгу стояла перед витринами, любуясь туфельками из змеиной кожи и шляпами от Тэлбота. Но больше, чем покупать вещи, ей хотелось попутешествовать полгода или спокойно отдохнуть вдали от учреждений и казенных бумаг, в которых страдания человеческой души сводились к двум-трем цифрам. Энн опять захотелось узнать, существует ли еще личность по имени Энн, способная любить, совершать глупые поступки, или остался лишь одушевленный автомат, именуемый мисс Виккерс. Она продолжала работать у мисс Бенескотен, следуя изречению «поживиться за счет египтян» и вопрошая себя, а не была ли и хваленая деятельность Моисея довольно подлым мошенничеством. Но, как бы то ни было, каждую неделю ее счет в сберегательном банке приятно увеличивался на девяносто долларов. Не проходило дня, чтобы Энн не мечтала вырваться отсюда, не говорила себе, что пора позволить себе роскошь уйти самой, пока ее не уволили. В доме Бенескотен было достаточно поводов для раздражения. Арденс бывала то резка, то, в умилении перед собой после очередного благодеяния, приторна, точно перезрелый банан. В доме случались скандалы. Дворецкий (настоящий англичанин из Стилтона) никак не мог решить раз и навсегда, кто же Энн — прислуга или «из благородных» (Энн и сама этого не понимала, но ее это меньше заботило, чем дворецкого). У мисс Бенескотен была личная секретарша для ее собственной переписки, не имевшей отношения к Ведомству Праведности и Рекламы, которым распоряжалась Энн, — вот та, бесспорно, была из благородных. Она именовалась «светским секретарем» и была дочерью адмирала. Она часто рассказывала Энн об адмирале. Если она заходила во время совещания и слышала, что Энн настойчиво требует от Арденс да Иъ наконец ответ Приюту для престарелых почтовых служащих, которого они ждут уже целый месяц, дочь адмирала подбегала к Арденс, чмокала ее жирную руку и, бросив злобный взгляд на Энн, восклицала: «Ах, мисс Бенескотен, они все помыкают вами, как хотят! Дорогая, не позволяйте им докучать вам!»