Едет Пашка. Устал за ночь.
У одной небольшой деревни подсадил хорошенькую круглолицую молодую женщину.
Некоторое время ехали молча.
Женщина поглядывала по сторонам.
Пашка глянул на нее пару раз и спросил:
– По-французски не говорите?
– Нет, а что?
– Так, поболтали бы... – Пашка закурил.
– А вы что, говорите по-французски?
– Манжерокинг!
– Что это?
– Значит, говорю.
Женщина смотрела на него широко открытыми глазами.
– Как будет по-французски «женщина»?
Пашка снисходительно улыбнулся.
– Это – смотря какая женщина. Есть – женщина, а есть – элементарная баба.
Женщина засмеялась.
– Не знаете вы французский.
– Я?
– Да, вы.
– Вы думаете, что вы говорите?
Бежит машина. Блестит Катунь под нежарким осенним солнышком.
– ...А почему как вы думаете? – продолжается разговор в кабине.
– Скучно у нас, – отвечает Пашка.
– Ну а кто виноват, как вы думаете?
– Где?
– Что скучно-то. Кто виноват?
– Начальство, конечно.
Женщина заметно заволновалась.
– Да причем же здесь начальство-то? Ведь мы сами иногда не умеем сделать свою жизнь интересной. Причем с мелочей начиная. Я уже не говорю о большем. Вы зайдите в квартиру к молодой женщине, посмотрите!.. Боже, чего там только нет! Думочки разные, подушечки, слоники дурацкие...
Пашкиному взору представилась эта картина: думочки, сумочки, вышивки, слоники... Катя Лизунова вспомнилась (знакомая его).
—...Кошечки, кисочки, – продолжает женщина. – Это же пошлость, элементарная пошлость. Неужели это трудно понять? Ведь это же в наших руках – сделать жизнь интересной.
– Нет, если, допустим, хорошо вышито, то... почему? Бывает, вышивать не умеют, это действительно, – вставил Пашка.
– Да все равно, все равно!.. – загорячилась женщина. – Поймите вы это, ради бога! Неужели трудно поставить какую-нибудь тахту вместо купеческой кровати, повесить на стенку три-четыре хорошие репродукции, на стол – какую-нибудь современную вазу...
Пашке опять представилась комната знакомой ему Катьки Лизуновой. Волшебством кинематографа высокая Катькина кровать сменяется низкой тахтой, срываются со стен вышивки и заменяются репродукциями картин больших мастеров, исчезают слоники...
– Поставить книжный шкаф, на стол бросить несколько журналов, торшер поставить, – продолжает женщина.
...А в комнате Катьки Лизуновой, (по команде женщины, под ее голос) продолжают происходить чудесные преобразования...
И вот – кончилось преобразование (смолк голос женщины).
И сидит в комнате не то Катька, не то совсем другая женщина, скорей всего француженка какая-то, но похожая на Катьку. Читает.
И входит в комнату сам Пашка – в цилиндре, в черном фраке, с сигарой и с тросточкой. Раскланялся с Катькой, снял цилиндр, уселся в кресло, и начали они с Катькой шпарить по-французски. Да так это у них все ловко получается! Пашка ей с улыбкой – слово, она ему – два, он ей – слово, она ему – два. Да все с прононсом, все в нос.
– ...Неужели все это трудно сделать? – спрашивает женщина Пашку. – Ведь я уверена, что денег для такой обстановки потребуется не больше.
Пашка с интересом посмотрел на женщину. Она ему явно нравится.
– Можно, наверно.
– Можно!.. Все можно. Сами виноваты. Это же в наших возможностях.
А над русской землей встает огромное солнце. Парит пашня. Дымят далекие костры. Стелется туман.
Едут Пашка с женщиной.
Пашка заметил, что женщина что-то уж очень нетерпеливо стала посматривать вперед. Спросила:
– А долго нам еще ехать?
– Еще километров тридцать с гаком. Да гак – километров десять.
– Сколько? – женщина затосковала.
Пашка понял: приспичило. Выбрал место, где тракт ближе всего подходит к Катуни, остановил машину.
– Ну-ка, милая, возьми ведерко да сходи за водой. А я пока мотор посмотрю.
– С удовольствием! – воскликнула женщина, взяла ведро и побежала через кустарник вниз, к реке. Пашка внимательно посмотрел ей вслед.
Муж действительно ждал жену на тракте. Длинный, опрятный, с узким остроносым лицом. Очень обрадовался. Растерялся: не знал – то ли целовать жену, то ли снимать чемоданы с кузова. Запрыгнул в кузов.
Женщина полезла в сумочку за деньгами.
– Сколько вам?
– Нисколько. Иди к мужу-то... поцелуйтесь хоть – я отвернусь, – Пашка улыбнулся.
Женщина засмеялась.
– Нет, правда, сколько?
– Да нисколько! – заорал Пашка. – Кошмар с этими... культурными. Другая давно бы уж поняла.