Выбрать главу
Я ей сказал: твое лицо явилось. По всю тебя хочу я увидать. Чем для ребенка ты не поскупилась, В том – юноше нельзя же отказать!
«В Египте будь!» – внутри раздался голос. «В Париж!» – и к югу пар меня несет. С рассудком чувство даже не боролось: Рассудок промолчал как идиот.

В музыке самого стиха чувствуется этот странный смех и эта страшная шутливость еще раз доказывает, что существуют вещи, о которых говорить можно только символами или совсем не говорить…

Здесь нужно выяснить одно недоразумение. Некоторые думают, что в «Трех свиданиях» Соловьев описывает свое отношение к Деве Марии. Такое мнение вряд ли имеет достаточно оснований. Я приведу сейчас строки, явно намекающие на свойства Софии, как ее понимал Соловьев:

Глядела ты, как первое сиянье Всемирного и творческого дня. Что есть, что было, что грядет во веки – Все обнял тут один недвижный взор… Синеют подо мной моря и реки, И дальний лес, и выси снежных гор – Все видел я, и все одно лишь было, – Один лишь образ женской красоты… Безмерное в его размер входило. – Передо мной, во мне – одна лишь ты.

Но если может явиться вопрос, имел ли в виду Соловьев Софию или он в данном случае воспевал Богоматерь, то во всяком случае еще более спорно то, что Соловьев вообще отождествлял эти два мистические лица.

Напрасно думают, что средневековые гимны «Mater Dei» и вообще культ Мадонны можно приписывать Вечной Женственности, Софии, как ее понимал Соловьев. Правда, в своей лекции «Идея человечества у Августа Конта» Соловьев, стараясь сблизить мысль Конта о «Grand Etre» с своей идеей Вечной Женственности, между прочим говорит: «Само собою напрашивается сближение между контовой религией человечества, представляемого в Великом Существе женского рода и средневековым культом Мадонны». Однако несколькими строками далее Соловьев говорит, что «древний культ вечно-женственного начала имеет одно историческое проявление, о котором Конт совсем ничего не мог знать, и которое однако ближе подходит и к существу дела, и к мыслям этого философа». Это образ и культ Софии, Премудрости Божией. Причем Соловьев называет Софию лицом «явно отличным и от Христа, и от Богородицы».

«Das ewig Weibliche», «лестница чудная к небу ведущая», «Таинственная Подруга» – вот мистический центр поэзии Вл. Соловьева. Невозможно отождествить это мистическое начало с личностью Девы Марии. Валерий Брюсов в своей статье о Вл. Соловьеве высказывает осторожную мысль: «Поклонение Вечной Женственности приводит к поклонению той, кто является ее чистейшим образом», т. е. Богоматери. Здесь еще нет утверждения тождества Софии и Марии. Впрочем, этот вопрос интересен лишь постольку, поскольку он выясняет догматическую сторону учения Соловьева. Характер поэзии не меняется от разрешения этого недоразумения. Важно лишь одно: «Дева Радужных Ворот» – вот путь к освобождению от времени и от чувственной любви. Наша страсть – лишь «злое пламя земного огня»; необходимо искать спасения в молениях перед образом «Жены, облеченной в солнце». В пророческой книге Нового Завета сказано: «И явилось на небе великое знамение:;жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, на голове ее венец из двенадцати звезд» (Апокал. XII). И Соловьев откликнулся:

И только знак один нетленного завета Меж небом и землей попрежнему стоял, А с неба тот же свет и Деву Назарета И змия тщетный яд пред Нею озарял.
III.

Вечная Женственность – пусть к истине; но единственный ли? И сомнение не закрадывается ли в душу поэта? Или быть может это отблеск собственного я, которое жаждет найти себе оправдание, хотя бы во мгновенном союзе с мечтой?

Нет, силой не поднять тяжелого покрова Седых небес… Все та ясе в даль тропинка вьется снова, Все тот же лес. И в глубине вопрос – вопрос единый Поставил Бог. О, еслиб ты хоть песней лебединой Ответить мог! Весь мир стоит застывшею мечтою, Как в первый день. Душа одна и видит пред собою Свою же тень.