[Трир, около 21 июня 1844 г.]
Ты видишь, сердечный друг, что я не веду с тобой счет по закону и не требую око за око, зуб за зуб, письмо за письмо; я щедра и великодушна, но надеюсь, что мое двукратное напоминание о себе принесет мне скоро богатые плоды в виде нескольких строк, которых жаждет мое сердце, несколько слов, сообщающих мне, что ты жив-здоров и немного тоскуешь обо мне. Я так хотела бы, чтобы тебе меня не хватало, хотела бы услышать, что я тебе желанна. А пока спешу, прежде чем начнется новый день, сообщить о состоянии здоровья нашей малышки ; ведь это третье лицо теперь — главное в нашем союзе и, принадлежа одновременно и мне и тебе, образует сокровенные узы нашей любви. Бедная куколка чувствовала себя после поездки плохо и страдала; выяснилось, что кроме вздутия животика у нее самое обычное перекармливание. Пришлось вызвать толстую свинью *, и решение было — взять кор-милицу, так как при искусственном вскармливании не так легко поправиться. Можешь себе представить мою тревогу. Но теперь все позади, милая маленькая умница прекрасно сосет у молодой, здоровой кормилицы, служанки из Барбельна, дочери лодочника, с которым папочка *** так часто ездил. Мама **** в лучшие времена полностью одевала ее еще ребен¬ком, и вот такая случайность — это бедное дитя, которой папочка ежедневно дарил по крейцеру, дарит теперь жизнь и здоровье пашей девочке. Ее трудно было спасти, но теперь опасность почти миновала. Несмотря на все страдания, она выглядит на редкость миловидно, как беленький цветок, и такая тоненькая и прозрачная, словно принцесса. В Париже мы, конечно, все это не перенесли бы, поэтому наше путе¬шествие уже приносит нам золотые проценты. Кроме того, я снова у своей милой бедной мамы, которая только после огром¬ной борьбы примирилась с разлукой со мной.
У Веттендорфов ей было очень плохо 282. Они слишком грубые люди. Ах, если бы я знала зимой, каково было бедной маме! Я ведь часто плакала, вспоминая о ней, жаловалась тебе, и ты был всегда так снисходителен и терпелив. Наша
— Женни. Ред. * — Роберта Шлейхера. Ред. *** — Людвиг фон Вестфален. Ред. **** — Каролина фон Вестфален. Ред.
ПРИЛОЖЕНИЯ
503
кормилица хороша еще тем, что она может быть и служанкой, охотно поедет с нами; когда-то она работала 3 года в Меце и поэтому говорит по-французски. Мое возвращение, следовательно, полностью обеспечено. Не правда ли, как хорошо все получилось? У бедной мамы теперь слишком много рас¬ходов, а она ведь совсем без средств. Эдгар * обирает ее, а по¬том пишет одно за другим нелепые письма, в которых радуется приближающейся революции и изменению всех обстоятельств, вместо того чтобы приступить к изменению своих собствен¬ных обстоятельств, а это всегда вызывает неприятные объясне¬ния и намеки на безрассудную революционную молодежь. Вообще стремление к изменению существующего возникает больше всего именно тогда, когда знают, что под видимой глад¬кой, ровной поверхностью в недрах человечества происходит брожение и кипение.
Но вернемся от революции снова к нашей кормилице. Я оплачу 4 талера ее месячного жалованья, а также расходы на лекарства и доктора из того, что осталось от дорожных денег. Мама, правда, не хочет этого; но ей уже приходится тратить на наше содержание больше, чем она может. У нее бедно, но все же прилично. Трирцы относятся к ней действи¬тельно замечательно, и это меня несколько примиряет с ними. Впрочем, мне нет необходимости делать кому-либо визиты, ибо все приходят ко мне, и у меня прием с утра до вечера. Я не могу тебе назвать всех. Сегодня еще я выпроводила пат¬риота Леманна, который, кстати, полон лучших чувств и только опасается, что твои серьезные научные занятия могут там пострадать. Впрочем, со всеми я держусь гордо, и моя внешность и манеры полностью оправдывают это гордое пове¬дение. Во-первых, я элегантнее всех, и, кроме того, никогда еще в своей жизни я не выглядела такой здоровой и цветущей как теперь. Мнение об этом единодушное, и комплименты Гервега: «когда была ваша конфирмация?» — здесь постоянно повторяются. Про себя я думаю: что толку в жалобах, ни¬кто ведь не поможет в нужде, а человек так счастлив, когда есть возможность пожалеть. Хотя весь мой вид выражает удовлетворенность и достаток, все они еще надеются, что ты решишься поступить на какую-либо постоянную службу. О, вы, ослы! Разве сами вы крепко стоите на ногах? Я знаю, что и у нас нетвердая почва под ногами. Но где теперь найти твердую почву? Разве не чувствуются всюду признаки подземных толчков и колебания почвы, на которой общество построило свои
* — Эдгар фон Вестфален. Ред.