Продолжаю письмо после большого перерыва, начав его в январе, заканчиваю в последней декаде февраля — грипповал.
За это время и разыгрались события.
Мне афганский вопрос близок по двум причинам. В 1925 одну навигацию служил в Аму-Дарьинской погранфлотилии, на афганской границе. Имею на счету двух кабанов и одного тигра, также разгром басмаческой банды, переправлявшейся в Афганистан с мешком золотых десяток — подать бывшему хану бухарскому, который сбежал тогда. И второй случай в 1938 году. Служил на ЛК «Марат». Летом стояли на рейде в Лебяжьем. Вдруг подняли ночью, срочная погрузка. Подвели «Первенца», была такая баржа из остатков старого броненосца. Доставили кучу продовольствия, поваров и официантов из «Европейской» и «Астории», новые (!) брюки для всей команды, белые (!) — Вы знаете, что на Балтике белых брюк не носят, это привилегия черноморцев. В общем, утром было приказано одеться по форме «раз», построили по большому сбору и объявили, что находившийся в первый раз в Европе с визитом король Афганистана прибудет на линкор со всеми членами нашего правительства. Меня и Колю Левченко, за рост, назначили фалрепными, на нижнюю площадку трапа. Около половины одиннадцатого на рейд прибыла из Ленинграда ЭМ «Калинин» под флагом Председателя ЦИК и афганским — черное знамя с иероглифами, стал на якорь — была зыбь, работал свежий вест и ЭМ подойти к борту не смог. Был тогда в Кронштадте катер командующего — паровой, с ярко надраенной медной трубой, на нем и пересаживали гостей. Первым пришел «Калинин». Мы с Левченко выбрали момент, когда катер приподняло на зыбь, и подняли Михаила Ивановича как пушинку. Михаил Иванович, к великому нашему удивлению, став на площадку трапа, поклонился, вежливо поздоровался и пожал нам руки. Это под «Захождение», когда все стоят по большому сбору!
Вторым катером прибыл Амманула-хан — король был в сопровождении командующего Викторова (великий был матерщинник). С королем нам пришлось попотеть, он был килограмм на сто сорок, выдернули со второго раза, за что Викторов не стесняясь «покрыл» нас, как только он умел. Потом был парадный обед. Для гостей повара готовили отдельно, на офицерском камбузе. Помню, что баранов таскали по двое одно блюдо, зажаренных целиком. Все это уже история, но я считаю себя причастным к афганским событиям. А «Калининым» в начале войны командовал мой соученик Петька Стасов…
Вообще, оглядываясь на прожитое, сам удивляюсь, сколько было у меня в жизни встреч с интересными и известными людьми! Не хватает только у меня терпения написать мемуары, а больше всего смущает то, что никто не захочет печатать. Уж кто-кто, а Вы знаете, как трудно пробить хоть строчку в издательствах! А писать в пустоту не хочется.
В 1977 году было 120-летие Дж. Конрада. Написал загодя книгу — небольшую, листов на восемь о нем, сдал в наше издательство года за четыре. Все обещали и, наконец, сократив до шести страничек, дали в альманахе — в последнем номере «Тихоокеанских Румбов». Вот так. Ленинградцу Урнову удалось выпустить о Конраде книжечку примерно такого же объема в издательстве «Академия», но годом позже.
Горький писал о Конраде как об основателе нового жанра и о самом читаемом в Европе писателе, Хемингуэй, Грэм Грин и Фолкнер считали его своим учителем, а Андре Жид специально выучил английский, чтобы читать Конрада в подлиннике. А у нас для его книг нет места!
Собрание сочинений Конрада и всю нашу библиотеку во время блокады моя мама сменяла на два мешка капусты и три буханки хлеба… Тогда же она выменяла на харч два подлинных этюда А. Иванова к картине «Явление Христа народу». Один — голова нищего, второй — купальщик. Оставались от моего крестного А. А. Пеликана…
В следующий раз напишу о встречах с Марселем Кашеном. Мои воспоминания издало брошюрой в 1968 году АПН, на русском и французском. За нее я получил премию от «Юманите»!
Ваш старый экс-мастер Яффе
23 февраля 1980 г.
Владивосток, из дома с видом на порт.
Дорогой экс-мастер!
Ваше письмо здорово припозднилось, получил его дней десять назад.
Как показалось мне, морской образ мышления в Вашей морской комиссии при Союзе писателей действительно отсутствует полностью, а сам Князев произвел на меня отвратное впечатление своим подхалимажем перед москвичами и хамством в сторону низших «своих».
В БМП мои «Вчерашние заботы» взорвались, как водородная бомба. Я, догадываясь, что будет скандал, решил подстраховаться: сделал очень трудный рейс в прошлом году на Антарктиду, а потом сразу пошел дублером капитана в Арктику. Получил там пять дырок в первом трюме и оказался у Вас во Владивостоке. В результате этих двух подвигов я остался без зубов: еще в Антарктиде начался жуткий парадонтоз, а после Арктики угодил в клинику с сердечком и к тому же вырвали 18 зубов. Плюс к этому никакие мои суровые подвиги не помогли, и я вылетел из БМП, как пробка из теплого шампанского. Пошли-поехали на меня разные морячки писать бумажки — и в Союз писателей, и в обком. И пришлось мне в 51 год завязать с морями. Очень было горько и обидно. Да и сейчас еще не прошло — болит. Однако за своего Фому Фомича я, простите за нескромность, горд и рад — получился он у меня, сукин сын.